Дочь палача - Сандему Маргит

Хильда посмотрела на отца, который по-прежнему спал или был без сознания. Потом она снова вышла из дома и стала смотреть на Липовую аллею.

По дороге домой Андреас и Маттиас встретили Бранда.

— Отец собрал всю родню, — сказал он. — Он хочет поговорить с нами. Так что тебе придется пойти в Линде-аллее, Маттиас.

Вся норвежская родня собралась в гостиной Бранда и Матильды. Матильда напекла ячменных лепешек и подала их со сливками. Оба молодых человека со вздохом переглянулись: рождественские печенья Хильды комом лежали в животе.

Аре глубоко вздохнул — седобородый, патриархальный, властный — и начал:

— Найденные трупы поставили нас в трудное положение. Мне хотелось бы обсудить это с вами, пока за нас не взялся судья. Вам хорошо известно, как все мы уязвимы, когда дело касается колдовства. Поэтому мы хорошо должны представлять себе, из чего нам следует исходить и кто из нас абсолютно вне подозрений.

— Но, отец, — запротестовал Бранд, — ты ведь никого из нас не подозреваешь? Ты ведь не веришь в оборотня?

— Конечно, нет! Но над всеми нами навис топор, и мы должны защищаться. Тому же, на кого в первую очередь могут пасть подозрения, мы все должны оказать поддержку. Сейчас и в дальнейшем. Эта ведьмовская веревка очень тревожит меня.

Все согласились. Эли, живая и подвижная шестнадцатилетняя девушка, вопросительно посмотрела на свою приемную мать Габриэллу, желая узнать, не хочет ли она еще ячменных лепешек. Габриэлла рассеянно кивнула. Калеб же строго посмотрел на Эли, которая была чересчур прыткой, но выговаривать ей не стал. И он, и Эли стояли вне подозрений, так же как Ирья и Матильда. Но все четверо были солидарны со своими близкими.

— Мы должны перебрать всех Людей Льда, — решительно заявил Аре, — одного за другим. Прежде всего мы должны исключить Сесилию, Танкреда и его маленькую дочь Лене, не так ли?

— Да, — сказала Габриэлла. — А также Микаела сына Тарье.

— Само собой разумеется, — ответил Аре, у которого всегда затуманивался взор, когда речь шла о Микаеле. — На мой взгляд, речь может идти только обо мне, Бранде и Андреасе. Впрочем, Андреас исключается, поскольку он сам нашел убитых и был совершенно потрясен этим. Лично я никогда не видел его таким взволнованным.

— Да, — согласились все, — его следует исключить.

— Хорошо. Со стороны Лив это будет сама Лив, Таральд, Маттиас и Габриэлла. Никого не забыли?

Нет, никого не забыли. Потомки Тенгеля и Силье были наперечет, один к одному.

— Но что же это может быть за колдовство? — спросил Калеб. — Девять переплетенных веревок — что это означает?

Аре улыбнулся.

— Да, нам не мешало бы теперь посоветоваться с кем-нибудь из «меченых». Но «меченых» среди нас нет. Единственно, у кого были какие-то сверхъестественные способности, так это у Сесилии — она могла передавать на расстояние мысли. Но она теперь в Дании и вряд ли плетет там ведьмовские веревки. Да и Маттиас, владеющий колдовскими снадобьями Людей Льда, вряд ли он будет этим заниматься, не так ли?

— Конечно, нет, — ответил Маттиас. — Я делаю только то, что требуется в медицине. Веревки мне ни к чему.

— Думаю, ты забыл кое-кого, дорогой брат, — мягко заметила Лив. Она была еще статной и моложавой, несмотря на семьдесят один год. — Ты забываешь о том, что я кое-что умею, хотя я постоянно подавляла в себе всякое злое начало.

— Ты? — удивленно спросил Аре.

— Не следует забывать, что я видела семь поколений несчастных «меченых» из рода Людей Льда, — печально произнесла она.

— Семь? Не может быть! — воскликнул Маттиас.

— Но это так. Я помню ведьму Ханну. Правда, мне было тогда всего три года, но я помню ее. О, Господи, как хорошо я помню ее! Кто видел ее хоть раз, тот никогда этого не забудет! В долине Людей Льда жила другая ведьма из того же поколения, что и Ханна, — как видите в одном поколении может рождаться несколько «меченых». Я никогда не встречала ее, но ее знала моя мать Силье. Я знала Гримара, телохранителя Ханны, принадлежащего к следующему поколению. Это уже двое. Затем мой любимый отец Тенгель Добрый. В моем собственном поколении «меченой» была моя кузина Суль, которая была для меня больше, чем сестрой. Я считала Тронда жизнерадостным и открытым юношей, не подозревая о том, что он «меченый», как это выяснилось потом, — голос Лив был печален, — а Колгрима мы все знали. В трагические истории рода Людей Льда никто не вызывает у меня такой горечи, как Колгрим. Мы с Аре были единственными, кто видел маленькую «меченую» дочь Габриэллы…