Девятый - Каменистый Артем

В кусты хотелось очень сильно, но куда подевались сапоги, понять не мог. Кольчуги тоже нет – только простая рубаха и штаны. Да зачем мне обувь – я и босиком передвигаться умею.

Спустился на землю, направился в сторону ближайших кустов. Из-за толстой сосны выглянул ополченец с луком наготове, покосился на меня, ничего не сказал. А может, и сказал, но не мне. По возвращении столкнулся с целым комитетом по встрече: Арисат, обозный старшина и Трея.

– Утро доброе, сэр страж, – настороженно поприветствовал воин. Ответить не успел – перебила лекарка:

– Не мешайте – мне надо осмотреть его. Сэр страж, присядьте на бочонок. Или можете назад лечь – я помогу вам забраться.

– Лучше сяду – належался уже.

– Дайте-ка…

Трея потрогала лоб, проверила пульс, заглянула в глаза, заставив раскрыть рот, изучила вываленный язык. Потом крутила пальцем, приказывая на него смотреть, и напоследок болезненно прощупала какую-то точку у бицепса, отчего рука в локте конвульсивно дернулась.

– Сэр страж, голова не кружится?

– Нет.

– Ничего не болит?

– Нет.

– Пить хотите?

– Хочу.

– А есть?

– Тоже хочу.

– Арисат, сэр страж здоров!

– Ты же вчера говорила, что он при смерти.

– Мало ли что я говорила вчера – сегодня он здоров.

– Удивительные дела… Сэр Дан, мы вас уже хоронить почти собрались. Совсем плохо с вами было.

– И что хоть было?

– Да нашли вас на берегу реки без памяти. Думали сперва, что вы просто спите, но когда даже от шума переправы не зашевелились, подняли тревогу. Вы вообще будто умерли – совсем вялые и еле дышали. Вчера в себя приходили ненадолго, но выглядели очень нехорошо. Удивительно, что так быстро на ноги поднялись.

– Ламиса по зиме деревом по голове ударило, когда сосны валили для храма, так он тоже на другой день поднялся, – вспомнил старшина.

– Ха! Ламис! Да ему корабль груженый на голову скинь – ничего не случится. Разве что корабль в киле переломится… Голова мало того что без начинки, так еще и костью все внутри затянуло еще в младенчестве! – это уже Арисат.

Так – интересный факт: местные жители предполагают, что вместилище разума располагается в голове. Несмотря на ситуацию, я продолжал анализировать всю доступную информацию – похоже, пришел в себя окончательно. Встал:

– Ладно, раз я здоров, то где мои вещи? И поесть тоже не мешает – только умоюсь сперва у ручья.

* * *

Аппетит сегодня был зверский. Я умял две полные миски недосоленной каши, кусок вяленой рыбины, парочку распаренных сухарей и пресную лепешку, от которой на зубах долго хрустел песок. Съел бы и больше, но вовремя остановил себя – живот не резиновый. Похоже, и правда здоров как бык – больной человек до еды не жадный.

Покончив с чревоугодием, облачился в кольчугу, натянул сапоги, про наручи тоже не забыл. Опоясался, нацепил ножны с мечом, за плечо перекинул сдвоенный колчан с болтами и арбалет. Сделав несколько шагов, замер, недоумевая: легкость; невероятная легкость. Я еще при пробуждении ее заметил, но списывал на отсутствие доспехов – тело привыкло к нагрузке и без нее, естественно, ощущало некоторую эйфорию. Но сейчас я опять в железе, а эйфория не исчезла.

Подпрыгнул. Ожидал, что взлечу чуть ли не до верхушек сосен, но на деле впечатляющего рекорда не получилось, хотя и приподнялся над землей изрядно.

Ладно, не огорчен. Все равно чувствую себя просто замечательно. Только сейчас начал понимать, что все предшествующие дни с новым телом не дружил – ощущал его чуждость. Будто тесную одежду нацепил – там жмет, там трет, там неудобно, а где-то и вовсе зияет прореха портновского брака. Должно быть, со стороны создавал впечатление неуклюжего человека с неровной походкой. А сейчас ничего подобного – это тело стало моим полностью: во всем слушается, родным ощущается. И еще здоровье в нем через край переливается – переполнено бурлящей жизненной силой. Сколько ему? Девятнадцать? Двадцать? Неужели и я такой раньше был? Не помню уже…

Настроение было замечательным – в здоровом теле здоровый дух. Хотелось хулиганить и веселиться – на глупости тянуло, на движение. Тоскливо здесь.

На меня, должно быть, косо смотрели – я шагал по лагерю улыбаясь, будто клоун. Только клоунам такую улыбку рисуют, а у меня она натуральная.

Быстро оседлал лошадь – сноровка потрясающая, если учесть, что этим всегда занимался Тук.