Креститель - Прозоров Александр

— Рождество Иоанна Крестителя, дитя мое, — поклонился монах. — Мы молились.

— Вот видишь, княже, это они, — опять тихо сообщил Олег. — Нет в христианстве праздников с кострами. Грек врет.

— Однако он только что намекнул на согласие базилевса отдать мне в жены свою сестру.

— Но ты же не бросишь своих людей в кровавую баню ради каких-то намеков? Византийцы лживы, как весенний лед. Их слово только внешне надежно. А ступишь — враз утонешь, никто не спасет.

— Но ведь я не могу при всех требовать гарантий и признавать, что хочу воевать за невесту, а не за Русь. Не все бояре в тонкостях дипломатии хитры, не поймут. Потом с монахом встречусь, письменной клятвы потребую, а заодно про войско узнаю — где стоит али куда идет.

— Византийцы — дети лжи, княже, — покачал головой Середин. — Им что на словах врать, что на бумаге — всё едино. Не станут они держать клятвы, коли выгоды никакой не увидят. Как ты Фоку разгромишь, так сразу и обманут. Одно слово — христиане.

— Не обманут, ведун, — рассмеялся Владимир. — Я тебе слово даю, не обманут.

— Доверчив ты, княже…

— Я не доверчив, — внезапно посерьезнел он. — Я — великий князь. Нет лучше способа разбредшихся людей округ себя соединить, нежели как врага общего им показать. И нет на Руси иного воеводы силам ратным, кроме меня. Ополчение созову — моя власть во всем настанет, никто супротив и шепнуть не посмеет. А там посмотрим, как обернется.

Владимир встал и громко объявил:

— Видите, други, тяжкий час настает для земли русской! Опять полчища иноземные на нас зарятся, опять хотят земли отнять и кровушки русской испить. Так не посрамим же отцов и дедов наших!!!

— Ур-р-ра-а-а!!! — дружно откликнулись бояре.

— Ныне же объявляю сбор общий с земель Черниговской, Переяславльской, Смоленской, Муромской и по Верховским княжествам!^[13] Тиун, ты где? Сегодня же помост на вечевой площади отстрой и колокол повесь. Завтра вече созывать станет, Киев исполчать!

Ираклий, внутренне усмехаясь боярскому восторгу, тихонько вышел из посольских покоев. «До чего всё-таки глупы и наивны русские! — с презрением размышлял он. — Немного громового камня — и они готовы разорвать своего правителя в куски. Чуток сонного дыма — и они готовы отдать за него свой живот. Поманили князя косточкой — и он мчится грызть, на кого хозяин показывает. Ничего, дикари. Как вас с цепи спустили — так и обратно в конуру загоним. И не будет вам ни косточки, ни славы. Будете послушно на задних лапках стоять и слюну пускать, сколько хозяева захотят. Как же они глупы! Глупы и послушны».

За дверью монах отошел в сторону и приготовился ждать. Ведь князь наверняка захочет услышать множество клятв на разных предметах в том, что порфирородную Анну отдадут в его поганые руки. И еще ему нужно указать, куда вести свои рати, чтобы перехватить Фоку и не допустить его в Константинополь. Вот только успеют ли русские? Ведь у них остается всего двадцать дней. Пока ополчение созовут, пока те съедутся, пока до моря Хазарского дойдут. Правда, киевский князь не всех решил исполчать, а только ближние земли, в нескольких днях пути. Но всё равно — время…

Как вече сбирается, как дела решает, Олег так и не узнал. Ранним утром следующего дня его разбудил княжеский подворий и позвал к Владимиру, сразу упредив одеваться по-походиому. Когда ведун спустился, то обнаружил, что двор детинца заполнен бодрыми всадниками, повозками с хворостом и дровами, а гнедая с чалым стоят оседланные. Боярин Радул тоже был уже здесь, разговаривал с князем.

— Ну, други, — кивнув Олегу, Владимир положил руки обоим на плечо. — На вас, как на себя, полагаюсь. Тиуна моего берегите, следите за ним днем и ночью. Да пребудет с вами милость Сварога, да не осерчают на вас Похвист и Стрибог. Оправляйтесь.

Обоз уже выползал из ворот киевской цитадели. Друзья разошлись к своим скакунам, поднялись в седла. Великий князь, дождавшись этого, помахал им рукой. Еще порядком сонный и ничего не понимающий Середин в ответ просто кивнул, Радул низко поклонился, огрел своего першерона плетью. Ведун помчался за ним. В воротах всадники проскочили рядом с телегой, нагнали вторую повозку, в которой перед высокой кучей крупно поколотых березовых дров покачивался скромно одетый Синеус, поехали рядом.

— Кому подарок такой везете? — кивнул на телегу Олег. — Хреново ведь горит береза. Копоти много, жара мало.