Аутодафе - Пехов Алексей Юрьевич

Торговец перешел с проклятий дьяволу, похитившему его груз, на рассуждения об избрании нового Папы, принявшего имя Адриана V, и о том, что тот должен лично сходить к Оливковым холмам и своей силой наместника бога на земле разогнать всю чертовщину.

Папу выбрали в то время, когда я покинул герцогство Удальн — за два дня до святого Антония.^[18] Конклав наконец-то пришел к решению. Если честно, я до последнего не верил, что дядюшка Гертруды прыгнет выше головы и получит перстень рыбака и тиару.

Услышав эту новость, Проповедник лишь руками развел:

— Сажать на престол человека, в племянницах у которого ведьма, это, по меньшей мере, возмутительно.

— Как ты думаешь, сколько людей знает о том, что Гертруда — его племянница? Ты слышал, чтобы глашатаи трубили об этом на каждом углу?

— Протрубят, дай только срок, Людвиг.

— Он был кардиналом Барбурга, а всему свету известно, как там относятся к ведьмам, принявшим крещение, — крайне положительно.

— Эдикты прежних Пап признают за ними право магии, если они носят распятие и способствуют помощи в уничтожении тех, кто вредит религии и добрым христианам. Даже святой официум гораздо толерантнее, чем ты.

— Не знаю, что такое «толерантнее», но звучит как оскорбление.

— Это значит, что инквизиторы и все другие следуют буллам прежних Пап, и крещеная ведьма на стороне Церкви — давно уже не пятно на репутации. Лет шестьсот уже как. С тех пор как несколько колдунов спасли Пия Первого от заклания на жертвеннике тех некромантов, что пробрались на его летнюю виллу. В Церкви, мой друг, не идиоты, и они прекрасно знают, где искать союзников, с кем следует дружить и как получить выгоду, подарив взамен достойную жизнь.

Проповедник еще долго бурчал, выдал, что какие же тогда грехи скрывали другие претенденты на святую тиару, если выбрали того, у кого в родственниках ходит ведьма, пускай и вся в белом. Большая политика князей церкви ставила его в глубочайший тупик, а все потому, что старина Проповедник нарушал незыблемое многовековое правило — не следует думать о политике и о том, что и по какой причине случается за стенами Риапано, святого града, являющегося сердцем Ливетты. Понять в нем все расстановки, нюансы и намеки может лишь тот, кто этим живет. Для всех же остальных это темный лес. Даже Гертруда, знаток интриг и политической подковерной возни, лишь с сожалением разводила руками, как только речь заходила о внутренней, скрытой жизни тех, кто, по сути, правил миром, что бы там ни думали на этот счет князья, герцоги и короли.

Торговец шерстью потоптался на одной теме, перепрыгнул на другую, вновь вернулся к белым призракам и поделился со мной сокровенной тайной, что сегодня, в среду, принимаются прошения и жалобы фиолтом^[19] городского магистрата квартала Богонья, к которому относятся и Масленичные ворота, где служили нерадивые стражники, не пожелавшие связываться с нечистью. Наивный купец желал, чтобы городская стража компенсировала его потери, «так как их вина в этом огромна, и денег у них все равно полно, ведь всем известно, что взятки они берут не меньше, чем чиновники-кровопийцы, которые ничуть не лучше кровопийц, шныряющих во мраке среди холмов».

— Вот после этих слов его возьмут под руки и спустят с лестницы, — сказал Проповедник, знаток людских душ. — Если не упекут в темницу.

Будь я менее спокойным человеком, это нытье моего случайного попутчика порядком бы меня достало. Впрочем, я был рад, когда дилижанс в толчее и гвалте миновал Северные ворота и остановился на площади Фицци.

— Приехалиславтегосподи, — в одно слово выдохнул Проповедник. — Пора уже купить собственную карету, Людвиг, иначе всю жизнь придется путешествовать с какими-то обормотами. То наемников спаиваешь, то нытье кретинов слушаешь. Обрати внимание на мои слова, Христом тебя прошу — купи карету, столько проблем можно избежать в дороге.

— Я малость поиздержался, чтобы покупать совершенно ненужные мне вещи, — сказал я вслух, и торговец, как раз собиравшийся выйти, уставился на меня, не понимая, к чему сказана эта фраза.

Я, не глядя на него, выбрался, закинул завернутый в чехол меч за спину, вытащил из-под сиденья тяжелый дорожный саквояж.

— Зря. Пугало бы точно обрадовалось. Было бы у тебя кучером. Помнишь, как оно лихо вело лошадок в прошлую Ведьмину ночь?

Пугало, сидевшее на козлах рядом с кучером, услышав, что говорят о нем, приосанилось и стало походить на бравого вояку, пускай и порядком потрепанного боями.