Девятый - Каменистый Артем

Хис, подцепив острием алебарды нечто, похожее на обломок оленьего рога, нервно доложил:

– Сгнило здесь все давно – только куски шкуры и костяка.

– Остальные проверяй!

Два кокона рассыпались с тем же результатом – судя по всеобщему разочарованию, того, что мечтали найти, не обнаружилось. Сплюнув, Арисат вздохнул:

– Все зря – ничего полезного здесь не осталось. Очень древнее убежище. Столько времени впустую потеряли… Эх… Уходить надо.

– Попугай так и волнуется – вряд ли он будет на трухлявые кости шипеть, – логично заметил епископ.

– А ведь и правда! Сэр Дан, похоже, тут не один тайник имеется! Надо еще поискать!

Слева, там, где за ряд колонн почти не пробивался свет факелов, с треском рассыпался участок стены, выпустив что-то стремительное, одним прыжком растворившееся во мраке подземелья.

– Свет! К стене все! Спиной к стене! Сеть! – заорал Арисат, выхватывая меч.

Я, следуя его примеру, обнажил оружие, проворно шагнул вперед. За спиной, похоже, в том месте, где я только что стоял, мягко шлепнуло по песку, почти тут же кто-то дико заорал, на запястье и левую щеку брызнуло горячим. Это меня серьезно подстегнуло – сиганул так же быстро, как та неведомая тварь. Тут же развернулся, готовясь принять на острие клинка любого, кто не успеет отскочить.

Никого и ничего – чистый песчаный пол с редкой россыпью темных костей. Чуть правее на колено припал один из воинов – зажимая левой рукой шею, слепо отмахивается топором, будто мух отгоняет.

Краем левого глаза уловив стремительное, неровное движение, сделал сразу два шага назад, но в стену спиной не уперся – угодил в тупик тайника. Нервы попугая не выдержали напряжения – птиц взмыл с перепуганным криком, по прямой траектории направившись в сторону выхода. Под ним опять промелькнула неведомая тварь – двигалась она с такой скоростью, что глаза за ней не поспевали. Рывок, взмах чем-то длинным, когтисто-шипастым. Арисат каким-то чудом успевает принять удар на меч, прикрыв подраненного бойца. Монстр молниеносно отскакивает в мою сторону, с перекатом проходит под боковым ударом алебарды Хиса.

Какая скорость – легче муху шилом на лету проткнуть, чем с моим жалким мечом успеть подловить такую тварь. Еще шаг назад – под ногой хрустит чешуя от рассыпавшихся коконов. Еще шаг – спина упирается в стену тайника. Но упирается лишь на мгновение – преграда подается, разваливается, будто она из тонкого стекла, – потеряв опору, я заваливаюсь на пятую точку.

Соприкосновение копчика с поверхностью пола получилось удивительно мягким.

А как иначе, если пол за развалившейся стеной был не прочнее яичной скорлупы? А под полом оказалась пустота…

* * *

Говорят, в критический момент человек может всю жизнь свою мгновенно вспомнить, до мельчайших подробностей.

Когда пол подо мной расступился, я, естественно, полетел вниз. Полет продолжался недолго – действительно тот самый «критический миг», но жизнь свою при этом вспоминать не стал. Да и что там вспоминать – скучно я жил, не впечатляюще… Пока сюда не угодил.

Зато я успел обдумать свои дальнейшие перспективы, связанные с приземлением. Если это какая-то западня, то внизу меня дожидается цементный пол, утыканный полутораметровыми стальными кольями. Или что-то поэкзотичнее – например, яма, залитая концентрированной кислотой (не зря ведь здесь так странно воняет). Можно и вовсе без сложностей – тридцатиметровый колодец с твердым покрытием: останется от меня кольчужный мешок, набитый мясом и обломками костей.

Пессимистические размышления реакции не замедлили – сразу начал распрямлять тело, раскидывая руки в стороны. Если не соврали мои тренеры, то при падении с большой высоты такая поза, при удаче, поможет снизить тяжесть травм.

Летел-то всего ничего – метров пять-шесть, а сколько всего нехорошего передумать успел…

Приземление было жестким, но не смертельным: влетел спиной в кучу костей, перемешанных с чем-то липко-мерзким. Выбило дух, но не сознание – восстановил дыхание, пошевелил руками, затем ногами, и лишь потом рискнул приподняться. Вроде обошлось – все функционирует, и переломов нет. Во рту солено от прикушенной губы, нос свербит от неприятного резкого запаха – аммиак смешали с уксусной эссенцией и обрызгали этим «парфюмом» все вокруг. А еще дохлятинкой попахивает…

Рядом пылает оброненный факел: при его свете хватаюсь за рукоять меча – тот встрял в кучу мерзости, будто в могильный холмик. Вытащил, брезгливо стряхнул с лезвия комок какой-то гадости с извивающейся на нем огромной бледно-желтой сороконожкой.