Трон императора - Мазин Александр

– Подойди! – сказал маг.

Сын вождя приблизился и увидел: прямо перед ними, на грубом каменном полу коридора лежали одежда и оружие: мечи, помятые доспехи… Кэр узнал их: то были вещи Фаргала и вождя соктов.

– Видишь? – спросил чародей, устремив на сына вождя горящий взгляд. Камень на Диадеме казался третьим, таким же пылающим глазом. – Любая сила – ничто пред магией этого места. Царская власть, доблесть воина, чары Великого Яго. Ничто. Только я! Только моя магия и только моя дорога существуют здесь. Да, мой мальчик! Ты и я. Начнем наш путь отсюда – закончим в Вечности.

Голос мага, словно ледяной меч, вонзился в тело. Кровь застыла у Кэра в жилах. Но через миг ужас его перешел в гнев. Никто не сможет испугать воина клана Мечей! Никто не заставит склониться сына Хардаларула!

– Аш-ш! – произнес маг, стирая именем Мудрого жалкий гнев Кэра.

«Даже не заметил, что я сказал: ''мы'',– отметил жрец.– Корни Яго уже проросли в нем: выражение ставит выше смысла».

Маг выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Порыв ветра овеял лицо Кэра. Ему показалось, что черные базальтовые своды над головой разошлись, открыв кусочек звездного неба.

Жрец Аша прикоснулся к мыслям сына вождя и придал им бо€льшую легкость. Он сумеет обрубить вредные корни. Это его творение не разделит пороков своего предшественника и не осквернит имени, которое несет. Хотя бы потому, что на сей раз жрец не стал наделять свое творение настоящим Именем бога.

Жрец перевел взгляд на своего верного раба, Карашшера. Потом – снова на Кэра. Первому уздой – страх и награда. Второму – никакой узды. Он должен быть предан магу. Жертвенно предан. По высшему долгу, а не из страха или выгоды. Даже если бы маг сказал мальчишке, кем тот приходится слуге Мудрого, он не связал бы Кэра сильнее. Зовом родной крови человек может и пренебречь. Но воин клана Мечей не способен пренебречь Долгом!

– Карашшер,– приказал маг,– забери это!

Воин двумя руками сгреб лежащие на полу вещи: доспехи, оружие,– связал все в один узел штанами и курткой Люга и взгромоздил на спину.

– Уходим! – произнес чародей.

Они двинулись обратно.

Кэр терялся в догадках. Причем собственная судьба беспокоила его в последнюю очередь. Как ни грозен маг, сын вождя не чувствовал враждебности с его стороны. Перед ним был слуга Аша. По наивности юноша полагал, что жрец Мудрого не способен причинить вреда тому, кто родился на земле его бога. Вот только Фаргал… Что с ним? Если царь погибнет, к чему тогда подвиг Кэра?

Сын вождя посмотрел на серебристую полосу металла, пересекавшую светлый, как у самого Кэра, затылок мага. Жрец наверняка знает, что происходит сейчас с Фаргалом. Прислужники Мудрого знают все. Если спросить его…

Но Кэр не решился. Хотя и чувствовал, что к благоговейному страху перед слугой самого Аша примешивается и симпатия. Чародей сумел расположить к себе юношу. Насколько Кэру вообще мог понравиться тот, кто отнял у него право распоряжаться собой.

Ни Фаргал, ни Люг не заметили исчезновения сына вождя. Они были слишком сосредоточены на том, что могло ожидать впереди.

Но это им мало помогло.

Потолок над головами их внезапно дал трещину. Зеленый тяжелый дым потек вниз.

Фаргал, догадавшись, ринулся вперед, задержав дыхание, надеясь, что проскочит полосу дыма раньше, чем отравится. Но едва острый запах зеленого дыма коснулся его ноздрей, грудь царя рефлекторно расширилась, и Фаргал вдохнул дурман.

Он еще успел услышать, как с шумом рухнул на камни Люг.

Дым рассеялся. Из глубины коридора появились мускулистые бритоголовые мужчины. Жрецы Ирзаи. Они освободили бесчувственные тела царя и его друга от оружия, доспехов и одежды, подняли и унесли.

Спустя некоторое время потерявших сознание воинов внесли в невероятных размеров пещеру, наполненную желтым с алыми проблесками сиянием. Посреди пещеры, занимая большую часть пространства, простиралось озеро. Поверхность его, абсолютно черная, не отражала света. Берег, пологий каменный скат, уходил под желтую пенную полоску, окаймляющую водную гладь.

Шагах в ста от берега из чернильного цвета воды поднималась голова женщины. Огромная, от подбородка до макушки – не меньше двух локтей. И все же женщина была прекрасна! Ореол ее золотистых легких волос пронизывало теплое сияние. Там, где локоны касались воды, поверхность тоже обретала золотистый оттенок, а сами волосы не погружались в нее, а плавали наподобие пуха.