Когда нет выбора - Гусейнова Ольга Вадимовна

На мой звонок Маркус не ответил: так часто бывало, когда он погружался в очередное научное исследование. Он биолог и генетик и ярый фанат своего дела. Год назад закончил академию и сейчас занимается научной работой, о которой не любит распространяться. Иногда даже меня пытался, что называется, разложить по полочкам и выяснить все секреты тсареков. Брал различные анализы и вообще вел иногда себя со мной как с подопытным объектом. Но стоило мне потерять терпение и выйти из себя, тут же забывал о генетике и превращался в самого любящего мужчину. Хотя…

Маркус – из расы рольфов, и слишком глубокие чувства ему не свойственны. По крайней мере, в те редкие случаи, когда я приоткрывала свои ментальные щиты, расслабляясь рядом с ним, от него исходило лишь любопытство и сильный интерес к моей персоне. Пока мне хватало и этого, хотя я надеялась, что со временем его чувства станут сильнее и глубже. Конечно, самолюбие грело, что такой красивый мужчина обратил на меня внимание. Год назад. Кроме того, безусловно, рядом с ним было просто приятно и комфортно, учитывая то обстоятельство, что мы одинакового роста, и телосложением он не подкачал.

А то мне приходилось чувствовать себя неловко, когда изредка пытавшиеся ухаживать за мной мужчины оказывались либо хлипкими ботанами, мечтавшими найти за моей широкой спиной защиту от окружавших недругов, либо тайными мазохистами, либо озабоченными, откровенно западавшими на мою большую грудь.

Личная жизнь всегда была причиной моего внутреннего дискомфорта и неуверенности в себе. Но я не сдавалась. Отец часто говорил, что отчаянье – самый большой грех, потому что отрицает высшие силы, которые способны помочь в самый ответственный момент. Поэтому всегда надо надеяться на лучший исход или чудо, и тогда, возможно, эти самые силы вспомнят о тебе.

Пробежав несколько пролетов лестницы, я оказалась на этаже другого факультета – биолого-химического. От площадки разбегались три коридора с множеством дверей, ведущих в небольшие аудитории и огромные лаборатории.

Академия Саэре находится под патронатом одной из крупнейших в нашей галактике корпораций – «Анкон». Поговаривают, что ее владельцы интересуются всем, что может принести дополнительную прибыль, вхожи в правительственные круги нескольких государств или планет, таких, как Саэре, и в целом постоянно держат руку на пульсе общественной, политической и научной жизни.

Даже я, возможно, получу приз победителя за свой проект именно от «Анкона», ведь это они возводят город на берегу Тарсы.

Вот так, размышляя отчасти о собственном будущем, я шла по коридору, тихонько заглядывая в лаборатории и аудитории в надежде найти Маркуса. Несмотря на свои габариты, я не толстая, а скорее крупная, с полной грудью, узкой, по сравнению с широкими бедрами, талией или, как раньше, в глубокую старину, называли – фигурой в форме песочных часов. Так мне и папа говорил, исподволь поднимая мою низкую самооценку. Из-за этих особенностей фигуры брюки я носила крайне редко и только из эластичных тканей, плотно обхватывающих бедра. А сверху всегда прикрывала их туникой, чтобы народ не смущать. Большая грудь, которая выросла лет десять назад, заставляла меня двигаться плавно, чтобы она не слишком колыхалась при ходьбе, привлекая дополнительное внимание.

Ко всем щедрым выпуклостям и округлостям, а также приличному росту у меня имеется еще один крупный недостаток – волосы. Красивого шоколадного цвета, но, увы, они торчат в разные стороны упругими длинными спиральками. В итоге меня везде много! Начиная с головы и заканчивая совсем не женским размером ступней. Э-эх…

В одной из лабораторий я увидела Маркуса, сидящего на столе, положив ногу на ногу, и разговаривающего со своим коллегой Витасом. Перед тем как войти, поправила кофточку бледно-желтого цвета, плотно облегающую тело, и яркую длинную зеленую юбку, которую особенно любила за то, что та скрадывала объем бедер и невероятным образом делала фигуру тоньше. Взявшись за ручку, чтобы открыть дверь, я неожиданно услышала:

– Интересно, ты тут от своей секс-бомбы прячешься или просто такой трудоголик?

Голос Витаса был веселым, но у меня улыбки не вызвал.

Этот молодой и очень амбициозный чивас частенько заглядывался на мою грудь, но как женщину не воспринимал. Хотя он в принципе мало к кому хорошо относился и часто многих унижал. Не понимала я эту странную дружбу Маркуса с ним. Как можно общаться с мужчиной, который презирает твою подругу?!

Ответ Маркуса был ленивым и бесстрастным:

– Я не любитель играть в прятки… Да и вообще играть. Это же ты у нас любишь ролевые игры… в постели.

– Я очень многое люблю и стараюсь всегда исполнять свои желания. А вот ты, Маркус, меня удивляешь.

Я насторожилась и, несмотря на неловкость, которую испытывала, невольно подслушивая разговор, продолжила стоять не шелохнувшись.

– Мы обсудили с тобой этот вопрос, Витас. Дальше не вижу смысла…

– Ну и что ты планируешь делать? – спросил чивас.

Маркус хмыкнул и ответил:

– Да ничего особенного. Мне требуется хотя бы полгода, чтобы закончить научную работу. Сейчас нужно под каким-нибудь предлогом уговорить Есению на ряд серьезных исследований. Хочу попробовать выявить особенности ее расы и возможности закрепления их у других…

– Может, и потомство от нее хочешь заполучить? – ядовитый сарказм сноба Витаса ударил по нервам.

А ответ Маркуса заставил похолодеть.

– Смеешься, Витас? Тсареки живут более пятисот лет… Есении только тридцать, она, можно сказать, еще подросток. Мне ее папаша все время этим фактом в лицо тыкает. Задрал уже!

Его собеседник насмешливо хрюкнул, затем переспросил:

– Тебе двадцать шесть лет, ей – тридцать, и тебя же ее отец ругает за то, что эту бабень имеешь? Ты шутишь?

Я заметила в щелку между дверью и косяком, как Маркус отрицательно покачал головой и наставительным лекторским тоном пояснил:

– Ты меня удивляешь, Витас. Зачем ты пошел на этот факультет учиться, если элементарных вещей не замечаешь? Я – рольф, и мой жизненный цикл не превышает ста пятидесяти лет, так что в свои двадцать шесть я – взрослый самостоятельный мужчина. Есения – тсарек и в свои тридцать еще совсем юная девчонка, у которой гормоны играют, как у подростка. Тсареки в течение жизни проходят четыре этапа. И переход на каждый следующий сопровождается линькой и физиологическими изменениями. Первый – переход из детства в юность, когда начинают формироваться вторичные половые признаки, черты характера закрепляются, начинают развиваться их отличительные качества и способности – такие, как эмпатия, изредка даже телепатия или телекинез. Я благодарю звезды, что Есения только эмпат. Мне все время приходится контролировать с ней свои чувства…

– А дальше что? – нетерпеливо перебил Витас, а я, подняв руки, потерла виски, не в силах осознать и принять то, что сейчас слышу. Маркус меня использует как подопытную зверушку…

Рольф сменил позу, затем спрыгнул со стола и, опираясь на него пятой точкой, скрестив руки на груди, снисходительно продолжил:

– Дальше вторая линька и этап развития, во время которого тсареки настолько взрослеют, что способны выносить и воспитать потомство. Как показали мои исследования различных баз данных, раньше пятидесяти такое редко происходит.

Сам понимаешь, у ее отца я подобные подробности выяснить не могу. Тсареки – замкнутая раса и хорошо хранят свои секреты.

– Да, друг, – весело хмыкнул Витас, – боюсь, потомства ты от нее не дождешься…

– А оно мне и не требуется, – Маркус зло прервал смех однокурсника. – Я хочу выявить последовательность, с которой происходят эти этапы. Пойми, каждый раз, линяя, они обновляют собственное тело, становятся только сильнее и выносливее. Живут долго, и здоровье у них отменное. Более того, во время прохождения одного из этапов линьки могут изменить свой пол. Ты можешь себе это представить? – Мое сердце сдавила боль от воспоминаний и прошлой потери, а мой, похоже уже бывший, друг, все сильнее распаляясь, продолжал: – Рольфы живут в три раза меньше, а я хочу изменить эту ситуацию. Мы достойны большего. Моя раса умнее многих. Вот вы, чивасы, – мелкие, хитрые и жадные, но живете в два раза дольше нас. Дакоры, мнаки да еще сотни других рас – не лучше, а хуже нас. Даже люди с Терры живут на пятьдесят лет дольше, а ведь мы мало чем от них отличаемся… Я не хочу подохнуть от старости, когда ты будешь на пляжах Эймелы коктейли попивать в расцвете своей жизни…

– Ну… – Витас, чуть отодвинувшись от разозленного друга, потер свои бледные с голубоватым оттенком ладони одну о другую и осторожно заметил, – в наше время, когда технологии и медицина ушли далеко вперед и можно…

– Да, все можно, – Маркус рубанул воздух ребром ладони, прерывая чиваса и устало выдохнув. – Можно платить огромные деньги различным компаниям и протянуть до двухсот, но потом – все… Смерть. Можно превратиться в биоробота, пересадить свой мозг и жить столько, сколько захочешь, но это неправильно. Стать живым роботом я не хочу. Хочу чувствовать, а не получать заложенные и стандартные ощущения. Видал я подобных товарищей, променявших жизнь на существование…