Лунный вариант - Березин Федор Дмитриевич

Правда, его поход-бросок к оставленным луноходам входил в противоречие с принципом максимальной экономии ресурсов, единственному действию пилота, увеличивающему шансы спасающих в пределах планеты Земля. Но как-то скучно было провести оставшиеся часы возле опаленной взлетевшим «Кузнечиком» посадочной ступени. И поэтому Гагарин нагрузил свои проверенные делом сани и тронулся в путь. Он добирался до места, где совсем недавно покоилась Аномалия, приблизительно семьдесят минут. Разумеется, тяжелая работа съела запас воздуха, достаточный для трех-четырех часов спокойного сидения на обочине. Но что уж тут было поделать?

Он подошел к луноходам и отсалютовал им, как старым добрым знакомым. Затем проверил запас дыхательной смеси и емкость аккумуляторов. Хотел отхлебнуть через трубочку кофейный напиток, но сдержался – время для последних наслаждений еще не наступило. Теперь он раздумывал, присесть ли на колесо. Требовалось ли это для комфорта и отдыха? В силе тяжести Луны разницы между понятиями сидеть и стоять совершенно не чувствовалось. Однако он внезапно вспомнил слова из популярной в отряде космонавтов песни: «Давай, космонавт, потихонечку трогай и песню в пути не забудь». «Спеть, что ли?» – прикинул Гагарин, разглядывая мертвые луноходы. Естественно, при пении снова повышался расход кислорода, но имело ли это значение? Он знал, что не отличается выдающимися вокальными данными, но ведь и слушателей у него не имелось. Может, включить передатчик? Вдруг какой-нибудь локатор, назначенный к поиску братьев по разуму, уловит его слабенькое пение? Загробный голос Юрия Алексеевича Гагарина в эфире. Вот это будет сенсация! Он сдержался. Если стыковка над Луной произойдет нормально и «Зонд-9» вернется благополучно, никто все равно не сообщит о его гибели. Триумф нельзя омрачать. Вдруг о его последнем подвиге прочтут в архивах далекие потомки из эры коммунизма? Смутно верилось. Кто же оставит такие тайны на поверхности. Правда, куда денешь его самого – скафандр и прочее? Здесь, в Море Ясности, нет ураганов и приливов, которые затянут илом и разнесут окрест его останки. Но, в принципе, кому какое дело до кратера Лемонье?

Но все-таки он механически присел на выступающее колесо «Лунохода-1». Ему было достаточно удобно, с лунной силой тяжести любой предмет кажется мягким.

Глава 40

Вакуум

Это были не теперешние времена. Это была эпоха, когда понятие подвига еще не разжижилось в крови несколькими диванно-экранными поколениями. Люди, задействованные в событиях, обладали генетическим зарядом размазанных немецкими гусеницами предков, а значит, они имели внутри ДНК долговую расписку прожить в уплотненном вдвое графике, дабы списать выделенный природой биологический резерв. Сами они с малолетства закалились под бомбежками, свежо помнили ракурс, с которого усохшая луковица представляется шоколадкой, но плохо припоминали провалившееся в солдатскую неизвестность лицо батяни. Вообще, здоровый мужчина, с двумя ногами и полным комплектом рук, не занятый по уши работой, все еще представлялся им явлением странным, а потому временной показатель нынешних астронавтов, у которых на какое-нибудь разворачивание-сворачивание наружной антенны уходит смена, было для них делом невероятным. Где сознательно, а в основном подсознательно, их всегда тащила вперед эпоха, в коей медлительная так-сяковость былого обернулась стремительным обходом танково-гудериановых клиньев и костяными завалами вперемежку с ржавым железом. Кипящая в клетках расовая сопротивляемость едва не исчезнувшего народа продолжала инерционно бурлить и не давала им расслабления ни на минуту. И тогда творилось невероятное: время сжималось, пространство схлопывалось, мускулы приобретали домкратную твердость, а кислородный мизер в скафандре уплотнялся вдвое. С сегодняшней, неторопливо-рациональной точки зрения этого не могло быть, но…

Наверное, могло! И точно было!

Но, конечно, вроде бы безразличная, но на самом деле жестоко-ревнивая Вселенная не могла этого терпеть – она подленько посмеивалась в рукав и ставила подножки в самых неожиданных случаях. И впаянный в многослойный костюм космонавт-исследователь Владислав Волков, легко протащивший сквозь вакуум свое невесомое тело и готовый быстро и надежно вернуть его назад в «Зонд» вместе с загнанной в свинцовую коробку Аномалией, неожиданно замер, остановленный неподдающейся плотностью входного люка, почему-то совершенно не желающего распахиваться. Он дергал и дергал его удобные, приспособленные для толстющих перчаток рукоятки, напирал и напирал на них своим бабочкиным весом и никак не мог справиться. Что-то с этим подлым, задраенным Гагариным люком получилось не так. Но ведь его надо было откупорить во что бы то ни стало.