Карточный домик. США глазами фантастов - Корнблат Сирил

Другой юноша издевательски хмыкнул.

— Да ну, рассказывай своей бабушке! Не будь дураком…

Он так и не договорил. Первый юноша ударил его кулаком по лицу. На землю посыпались учебники. Миги эти двое сцепились, повалили друг друга наземь, в воздухе замелькали кулаки, оба расквасили друг другу в кровь физиономии. Прочие окружили их и сперва как будто наслаждались зрелищем, но внезапно вспомнили, что в университетском городке такое безобразие недопустимо, и, несмотря на бурный протест, розняли противников. Человек двадцать с трудом оттащили их друг от друга.

Первый юноша все пытался высвободиться; его бледное лицо было забрызгано кровью, он тяжело дышал.

— Оскорбляют! — крикнул он, в очередной раз рванувшись из рук. Но его держали крепко. Он с презрением огляделся по сторонам. — Всей компании не мешало бы научиться отстаивать свою честь. Куздра будланула бокров!

Об этом поразительном случае мне и напомнили заголовки. Я вернулся к газетам.

«Лозунг Увлек Всю Страну, — возвещали подзаголовки. — Мощное Проявление Национального Духа! Энтузиазм Разгорается Как Лесной Пожар!»

«Новый патриотический лозунг быстро завоевывает признание, — говорилось в передовой статье. — Он охватил страну почти мгновенно, а это доказывает, что он, по-видимому, удовлетворил насущную и давно назревшую потребность людских сердец. Впервые этот лозунг провозгласил в своей речи в Уокингдоне выдающийся государственный деятель современности сенатор Хэроб. Благородная возвышенность чувств, изумительная эмоциональность этой грандиозной мысли войдут в историю. Великая концепция делает честь великому человеку и достойна служить путеводной звездой великому народу…»

Вот, в сущности, и все, что мне удалось выяснить из газет. Я заснул по-прежнему озадаченный. Озадаченный потому, что (теперь я это понимаю, а тогда не понимал) я был дока по части аналитических методов физики и, мягко выражаясь, не очень разбирался в поведении и эмоциях людских масс.

Утром, едва я пробудился, бессмысленное словосочетание пришло мне на ум. Я решил ухватить за пуговицу первого же попавшегося члена семьи Вайбенсов и потребовать от него разъяснений. Первым мне попался Джон.

— Джон, что такое куздра?

Джон просиял от удовольствия. Он выпятил грудь колесом, и удовольствие на его лице сменилось гордостью. Сверкнув глазами, он крепко, с энтузиазмом пожал мне руку; так апостолы веры жмут руку неофиту, радостно приветствуя его в своих рядах.

— Куздра! — воскликнул он. — Да здравствует куздра!

— Но я не понимаю — какая-то куздра…

— Не какая-то куздра! Та самая куздра. Куздра — это… будлатель бокров, понятно? Она их будланула, понятно?

— Да-да. Но что такое «будлануть»? Как берутся за это дело?

— Нет-нет! Будлануть может только куздра. Куздра будланула бокров. Понятно?

— Ага, понятно! — вскричал я. Право же, я всегда гордился быстротой своей реакции. — А что такое бокры? Да то самое, что будланула куздра. Очень даже просто!

— Молодчина! — в приливе энтузиазма Джон хлопнул меня по спине. — Я считаю, это просто чудо, что вы нас так хорошо понимаете, хотя пробыли здесь совсем недолго. Вы настоящий патриот.

Я скрипнул зубами, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

— Профессор Вайбенс, что такое куздра? — спросил я часом позже в уединении профессорского кабинета.

На лице профессора отразилось страдание.

Он откинулся на спинку кресла, подчеркнуто оглядел меня с головы до ног и не сразу ответил.

— Тсс! — прошептал он наконец. — Ученый может думать что угодно, но если он слишком много говорит, люди, как правило, выносят о нем неверное суждение. Прямо скажем, большинство ученых принимают этот так называемый патриотизм всерьез. Но математик не имеет права вольно обращаться со словами; в нем глубоко укоренилась привычка тщательно продумывать все употребляемые им термины.

— Разве эта белиберда ровным счетом ничего не означает?

Я был озадачен не на шутку.

— Для меня — ровным счетом ничего. Но, по-видимому, она очень много значит для общества в целом. Она заставляет людей горы сдвигать, разве не так?

Я постоял в тупом молчании. Чтобы целый народ, да притом великий, помешался на бессмысленном вздоре! Поразительнее всего, что, я не мог не признать, немало таких прецедентов было и в истории моего z-осного мира. Нация истребляла сама себя в гражданской войне, решая, которая из распутных королевских династий должна проматывать на троне народное достояние; десятки тысяч крестоносцев шли на смерть за идею, ничего для меня не значащую; бессмысленная, лживая реклама всучивала народу, в ущерб его здоровью, сигареты на миллионы долларов — разве не видим мы этого снова и снова?