Чужак в чужой стране - Хайнлайн Роберт Энсон

— Я был уверен, — медленно проговорил Бен, — что вы не носите одежду. За исключением этих мантий.

Джил удивленно поглядела на него.

— Разве можно в этом пойти на танцы? Это наш излюбленный прием, когда очень хочется спать. Садись и доедай свой ужин. Бен уже насмотрелся на нас. Бен, в этой выпускной группе есть парень, он изумительный танцор. А в городе полно ночных дансингов. Мы с Доун затаскали бедного парнишку по танцам настолько, что пришлось помогать ему не спать на уроках марсианского. Но вообще-то он молодец. Когда достигаешь Восьмого Круга, не очень-то нуждаешься в сне. А почему ты решил, что мы никогда не одеваемся?

— Ну… — Бен не знал, как ему высказать свои соображения. Джил, смотревшая на него во все глаза, вдруг прыснула, но моментально спохватилась.

— Я поняла. Милый, я одета в эту мантию только потому, что должна участвовать в проповеди. Если б я грокнула, что это смутит тебя, я сняла бы ее прежде, чем войти. Мы так привыкли ходить одетыми или раздетыми в зависимости от предстоящих занятий… Я и забыла, что это может быть неприличным. Бен, ты можешь снять эти свои трусы или оставить — лишь бы тебе было удобно.

— Но…

— Только не мучайся. — Джил улыбнулась. — Это напоминает мне, как Майк первый раз попал на пляж. Помнишь, Доун?

— Я ничего не забываю!

— Бен, ну ты знаешь, каков Майк. Мне пришлось учить его буквально всему. Он не видел никакого смысла в одежде, пока не грокнул, к величайшему своему удивлению, что мы обязаны одеваться. Марсиане не знают, что такое стесняться собственной наготы. Майк грокнул, что одежда — это украшение, только после того, как мы начали экспериментировать с костюмами в своих представлениях.

Майк делал всегда то, что я говорила ему, независимо от того, грокал это или нет. Но ты представить себе не можешь, как много мелочей делают человека человеком. Мы учимся этому двадцать, а то и больше, лет. Майк учился почти каждую ночь. И все же была бездна всякого, чего он еще не знал. Он совершал поступки, несвойственные людям. Мы все учили его, все, кроме Патти, которая была уверена, будто все, что делает Майкл — превосходно. Он до сих пор грокает одежду. Он грокает, что она — неправильность, разъединяющая людей, перекрывающая пути, которыми любовь сближает их. Позднее он понял, что барьер все-таки нужен… для непосвященных. Но долгое время Майк одевался только тогда, когда я напоминала ему об этом.

А однажды я этого не сделала. Мы были на Калифорнийском побережье. Как раз тогда мы встретили… точнее, снова встретили Доун. Мы с Майком поздно вечером остановились в прибрежном отеле и он так стремился грокнуть океан, что наутро, не разбудив меня, самостоятельно отправился на первое свидание с морем.

Бедный Майк! Он вышел на берег, сбросил одежду и вошел в воду. Он выглядел, как греческий бог, и был так же не осведомлен о приличиях. Поднялся крик, я проснулась и помчалась спасать его от тюрьмы. — Джил посмотрела отсутствующим взглядом. — Я нужна ему сейчас. Поцелуй меня, Бен. Утром увидимся.

— Тебя не будет всю ночь?

— Возможно. Это очень большой выпускной класс. — Она поднялась, потянув его за собой, и очутилась в его объятиях. Через некоторое время она мурлыкнула:

— Бен, милый, тебе надо подучиться.

— Мне? Я сделал все, на что способен.

— Я тоже. И я вовсе не упрекаю тебя, просто подумала, что Доркас поможет тебе попрактиковаться в поцелуях.

— Привереда.

— Класс подождет. Поцелуй меня еще разок. Я постараюсь быть Доркас.

— Будь собой.

— Мне этого так или иначе не избежать. Майк говорит, что Доркас целует более полно — «больше грокает поцелуй», чем кто-либо другой.

— Перестань болтать.

Что она и сделала.

Через какое-то время Джил вздохнула:

— Выпускной класс, пора бежать… — И убежала, сияя, словно светлячок. — Позаботься о нем, Доун.

— Непременно.

— Поцелуй его, и поймешь, что я имела в виду!

— Я так и хотела.

— Бен, будь паинькой и делай то, что говорит Доун. — Она покинула комнату, без спешки, но бегом.

И Доун приникла к нему.

Джубал поднял бровь.

— Ты хочешь сказать, что в тот момент ты еще сомневался в чем-то?

— У меня не было выбора. Я, ну… смирился с неизбежным.

Джубал кивнул.

— Ты попался. Лучшее, что может сделать мужчина, это попытаться достигнуть мира путем переговоров.

— Джубал, — откровенно признался Бен, — я ни слова не сказал бы о Доун. Я вообще не стал бы об этом говорить, не будь это так важно для того, чтобы понять, что же меня в них во всех беспокоит. И в Дюке, и в Майке, и в Доун, и в Джил, и в других жертвах Майка. Майк их зачаровал. Он производит сильное впечатление. Самоуверенный, очень похожий на коммивояжера, но умеющий подчинять. И Доркас тоже умеет подчинять… на свой лад. Утром я проснулся, теша себя мыслью, что все в порядке. Немножко странно, но весело…

Бен Кэкстон проснулся, не сразу сообразив, где он. Было темно. Он лежал на чем-то мягком, но не на кровати.

Перед его глазами промелькнули события этой ночи. Последнее, что он помнил отчетливо: он лежит на мягком полу Внутреннего Храма, тихо и доверительно говоря с Доун. Это она привела его туда. Они погрузились в бассейн, разделили воду, стали ближе…

Он лихорадочно ощупал место вокруг себя. Никого.

— Доун!

Появился тусклый свет, стал ярче, разогнал тьму.

— Я здесь, Бен.

— Фу-у! Я уж думал, ты ушла.

— Я не хотела будить тебя. — Она была одета (к его неожиданному неудовольствию) в деловое платье. — Мне пора начинать службу восходопоклонников. Джиллиан еще не вернулась. Как ты знаешь, это был большой класс.

Ее слова заставили его вспомнить то, что она говорила ему этой ночью… слова, которых не принимала душа, несмотря на мягкость, с какой они говорились… и она внушала ему истины, пока он не стал соглашаться с ними. Он пока еще не грокнул этого… Но да, Джил была занята ритуалом в качестве верховной жрицы — работой, точнее, высоким долгом, который Доун предложила исполнить вместо нее. Бен чувствовал: он должен сожалеть, что Джил отказалась…

Но он не испытывал сожаления.

— Доун… тебе обязательно надо идти? — Он поднялся и положил руки ей на плечи.

— Я должна, Бен, милый… милый Бен. — Она приникла к нему.

— Прямо сейчас?

— Никогда не следует, — мягко проговорила она, — слишком торопиться.

Платье больше не разделяло их, но он был слишком поглощен предстоящим, чтобы подумать, куда оно делось.

Он проснулся во второй раз и обнаружил, что в «гнездышке» зажигается свет, стоит ему встать. Он потянулся, ощутил, что прекрасно себя чувствует, и оглянулся в поисках трусов. Он попытался припомнить, где мог их оставить, и обнаружил, что не помнит, чтобы снимал их. В бассейне он был уже без них. Наверное, валяются где-нибудь там. Он вышел и отыскал ванную.