Меж двух времен - Финней Джек

Джулия допила кофе, взяла у меня пустую чашку с блюдцем и вместе со своими отнесла на кухню. Вернулась она со словами:

— Но что случилось за эти годы, Сай? Что происходило на свете?

Пока я раздумывал, какие из исторических событий достойны упоминания, она прошлась по комнате, потрогала занавеси, заглянула за телевизор, несколько раз подряд зажгла и погасила свет. Я не знал, с чего начать. Это как письма: можно расписать на нескольких страницах приключения одного уик-энда, но попробуй сжато рассказать старому другу о событиях пяти лет, и поймешь, что задача не из простых. Что же происходило главного на протяжении почти столетия?

— Ну, начать с того, что у нас теперь пятьдесят штатов.

— Пятьдесят?

— Да, пятьдесят, — подтвердил я самодовольно, словно был к этому причастен. — Все прежние территории теперь штаты. Да еще Аляска и Гавайи. И на флаге у нас теперь пятьдесят звездочек…

Джулия заглянула на журнальную полочку у изголовья дивана и обнаружила там газету.

— Что же еще? — продолжал я. — В Сан-Франциско было землетрясение… кажется, в 1906 году. Город сильно пострадал, особенно от пожаров после землетрясения…

— Жалко! Я слышала, это красивый город. — Она раскрыла газету, которую держала в руке. — Значит, вы придумали способ воспроизводить в газете фотографии?…

Джулия положила газету и направилась к книжному шкафу.

— И даже, если нужно, цветные. Где-то у меня валялся номер журнала «Лайф» с цветными фотографиями… Господи, как же я забыл! Мы же запускаем ракеты в космос! С людьми на борту. И на Луну садились ракеты. Тоже с людьми. И вернулись потом на Землю…

— Не может быть! На Луну? С людьми?

— Истинная правда. Слетали и вернулись.

И опять в моем голосе проскользнула нотка нелепого самодовольства, словно эти полеты явились делом моих рук. Джулия была в совершенном восхищении.

— И люди ходили по Луне?

— Ну да. Ходили.

— Как интересно!

Я помолчал немного, потом заметил:

— Да. Наверно, интересно. Только совсем не так интересно, как я воображал, когда мальчишкой читал научную фантастику. — Джулия бросила на меня недоуменный взгляд, и пришлось продолжить:

— Трудно это объяснить, Джулия, но… полеты на Луну оказались какими-то ненужными. Вокруг первого полета, разумеется, подняли ажиотаж, его передавали по телевидению, если вы в силах представить себе такое. Все мы своими глазами видели людей на Луне и слышали их голоса. А потом я почти и забыл о них. Сразу же, и редко когда вспоминал потом. Безусловно, участники полетов проявили незаурядный героизм, и все-таки… Не было в этих полетах какого-то большого, настоящего смысла…

Я замолчал — она меня не слушала. Она стояла у книжного шкафа и читала названия на корешках. Одну книжку она сняла с полки и начала перелистывать — и внезапно резко повернулась ко мне, волна густой краски залила ей лицо и шею до самого воротничка блузки.

— Сай, такие вещи… — она смотрела на раскрытые страницы с непритворным ужасом, — такие вещи теперь печатают в книгах? — Она захлопнула томик, будто слова могли выползти из строк. — В жизни не поверила бы, что это возможно!..

Она не смела поднять на меня глаза. А мне нечего было ей сказать. Как объяснить перемены в образе мышления, происшедшие на протяжении многих десятилетий? В конце концов я усмехнулся: в сущности, книжка ей попалась довольно безобидная. На полках рядом стояли и такие, которые заставили бы ее, по всей вероятности, упасть в обморок.

Сгорая от стыда, Джулия наобум схватила с полки другую книгу и прочитала название вслух. Она едва ли слышала, что читает, ею владело единственное желание — похоронить непристойную тему, на которую она нечаянно натолкнулась.

— «История первой мировой войны в фотографиях», — произнесла она. Потом значение прочитанных слов начало доходить до нее. — Войны? Мировой войны? Что это значит, Сай?

Она хотела было открыть книгу, и тут я вскочил на ноги и быстро подошел к ней.

Удивления достойно, с какой молниеносной скоростью срабатывает иногда мозг, какую цепь мыслей и образов способен он создать за малую долю секунды! Я давненько не заглядывал в книгу, которую Джулия порывалась открыть. Но пока я делал два быстрых шага, что отделяли меня от нее, я припомнил десятки приведенных там фотографий: разрушенный город — груды камня, обломки стен, а на переднем плане мертвая лошадь в придорожной канаве… Беженцы на грязном проселке и маленькая девочка, испуганно глядящая в объектив… Самолет, объятый пламенем… Окоп, чуть не доверху полный трупов в гимнастерках, галифе и обмотках; одно из лиц совсем уже разложилось, остался череп с прилипшими к нему волосами. И — фотография, которая запомнилась мне больше всех остальных: на бруствере окопа сидит солдат с непокрытой головой. Он жив, свесил ноги по щиколотку в воду, залившую окоп, а там, в воде, лежит мертвый. Солдат курит и смотрит в аппарат запавшими, ничего не выражающими глазами, и вид у него такой, будто он никогда не улыбался и никогда не улыбнется, сколько бы ни довелось ему прожить. И я со всей очевидностью понял, что нельзя показывать Джулии эти ужасы, если только она не собирается остаться в мире, который их породил. С принужденной улыбкой я взял книгу из рук Джулии до того, как она успела ее раскрыть, и ответил небрежно: