Сборник 9 КОНВЕКТОР ТОЙНБИ - Брэдбери Рэй

– Ей-богу, дружище, ты меня заинтриговал. Скидывай пальто. Давай сюда сценарий. Успел закончить? Поверю на слово. Нет, серьезно, я сгораю от любопытства. Молодец, что позвонил из Дублина. Дома никого. Клара с детьми в Париже. Мы с тобой в охотку почитаем, доведем до ума эпизоды, приговорим бутылочку, часа в два отправимся на боковую – а там… Это еще что?

Дверь оставалась открытой. Джон шагнул вперед, склонил голову, закрыл глаза и прислушался.

Над лугами шуршал ветер. От этого казалось, будто на гигантском ложе облаков кто-то откидывает простыни.

Я тоже прислушался.

Из-за темных полей прилетел слабый-слабый стон, тихий всхлип.

Не открывая глаз, Джон прошептал:

– Известно тебе, приятель, что это такое?

– Что?

– Потом скажу. За мной!

Он захлопнул дверь, развернулся и зашагал по коридору – гордый владелец пустых владений, в домашнем халате, спортивных брюках и начищенных полуботинках; непослушные волосы выдавали в нем пловца, который стремится по волнам, а то и против течения, но с завидным постоянством ныряет в чужие постели.

В библиотеке, остановившись перед камином он полыхнул проблеском смеха, как лучом маяка сверкнул белозубой улыбкой и сунул мне второй стаканчик хереса в обмен на сценарий, который ему пришлось вырвать у меня из рук.

– Посмотрим, что ты родил, мой гений, мое левое полушарие, моя правая рука. Садись. Пей. Внимай.

Широко расставив ноги на каменных плитах, он грел зад, просматривал рукопись и краем глаза следил, как стремительно убывал херес у меня в стакане, и сами собой зажмуривались глаза, когда очередная страница, выпущенная из его пальцев, кружилась в воздухе, перед тем как опуститься на ковер. Отправив в полет последний лист, Джон раскурил тонкую сигару и уставился в потолок, вытягивая из меня душу.

– Сукин ты сын, – в конце концов изрек он, выпуская дым. – Здорово. Черт тебя подери, парень. Это просто здорово!

У меня внутри все оборвалось. Слишком уж неожиданно такая похвала ударила под вздох.

– Разумеется, надо слегка подсократить!

Теперь все стало на свои места.

– Разумеется, – поддакнул я.

Внаклонку, как матерый самец шимпанзе, Джон стал собирать с пола страницы. Потом он отвернулся, и я решил, что рукопись вот-вот полетит в огонь. Но он крепко сжимал сценарий в руках, глядя на языки пламени.

– Когда выкроим время, – негромко произнес он, – ты должен научить меня писать сценарии.

Теперь он сидел в кресле, мирясь с неизбежным и не скрывая восхищения.

– Когда выкроим время, – хохотнул я, – вы должны научить меня снимать кино.

– «Зверь» будет нашей общей картиной, сынок. Мы – одна команда.

Он встал и подошел ко мне чокнуться:

– Мы – самая классная команда! – Тут он сменил пластинку. – Как жена, как дети?

– Ждут меня на Сицилии, где тепло.

– Дай срок, отправим тебя к ним, на солнышко, уже недолго осталось! Мне…

Склонив голову набок, он застыл в театральной позе и прислушался.

– Эй, что там такое?.. – прошептал он.

Я повернулся к дверям и выждал.

За стенами огромного старого особняка нитью протянулся едва уловимый звук, словно кто-то сколупнул ногтем краску или скользнул вниз по стволу сухого дерева. Потом до нашего слуха донесся тишайший выдох-стон, а за ним нечто, похожее на плач.

Все так же театрально Джон подался вперед, снова замер, как памятник в живой картине, разинул рот, будто готовясь заглотить эти звуки, и вытаращил глаза, которые от напускной тревоги стали размером с куриное яйцо.

– Сказать тебе, дружище, кто это был? Банши!

– Что-о-о? – вырвалось у меня.

– Банши! – с нажимом повторил он. – Это дух в обличье старухи, что выходит на дорогу, когда кому-то суждено через час умереть. Вот кто сюда пожаловал! – Он шагнул к окну, поднял штору и выглянул на улицу. – Ш-ш-ш! А вдруг она явилась за нами?

– Чепуха, Джон! – Я негромко посмеялся.

– Нет, приятель, не скажи. – Он неотрывно смотрел в темноту, смакуя эту мелодраму. – Как-никак, я живу в здешних местах десять лет. Сюда пришла смерть. Банши все чует! Так о чем у нас был разговор?

Он запросто перешел к житейским делам, вернулся к камину и заморгал над моим сценарием, как над хитрой головоломкой.

– Ты заметил, Дуг, что «Зверь» – это вылитый я? Герой покоряет океаны, напропалую покоряет женщин – и так по всему свету, нигде не задерживаясь. Наверно, потому меня и зацепил этот сценарий. Тебе интересно знать, сколько у меня было женщин? Сотни! Ведь я…

Он умолк, снова отдавшись во власть сочиненных мною строчек. Его лицо просияло.

– Блеск!

Я робко выжидал.

– Нет, я о другом. – Отшвырнув сценарий, он схватил с каминной полки свежий номер лондонской «Таймс». – Я вот об этом! Блистательная рецензия на твой последний сборник рассказов!

– Неужели? – Меня так и подбросило.

– Спокойно, дружище. Я сам прочту тебе эту умопомрачительную рецензию. Ты будешь в восторге. Это потрясающе!

Мое сердце дало течь и затонуло. Я догадывался, что меня ждет очередной розыгрыш или – еще того хуже – замаскированная под розыгрыш правда.

– Итак, слушай!

Джон развернул газету и, как ветхозаветный Ахав, начал вещать.

– Возможно, рассказы Дугласа Роджерса стали высочайшим достижением американской литературы… – Джон выдержал паузу и невинно подмигнул. – Согласись, пока неплохо!

– Дальше, – взмолился я и забросил в себя содержимое стакана. Так бросают жребий судьбы в бездну полного краха воли.

– …но у нас, в Лондоне, – с выражением читал Джон, – от беллетриста ожидают большего. Копируя образы Киплинга, стиль Моэма и сарказм Ивлина Во, Роджерс барахтается в Атлантике, на полпути к нам. Его произведения лишены самобытности, это не более чем фальшивые перепевы классики. Дуглас Роджерс, плывите домой!

Я вскочил и заметался по комнате, а Джон лениво бросил газету в камин, где она затрепетала умирающей птицей и пала добычей ревущих искр и пламени.

Потеряв голову, я чуть не кинулся в огонь за этой проклятой рецензией, но с некоторым облегчением заметил, что она приказала долго жить.

Джон, не спускавший с меня глаз, был довольнехонек. У меня пылали щеки, скрежетали зубы. Рука, приросшая к каминной полке, похолодела и сжалась в гранитный кулак.

Из глаз брызнули слезы, потому что окостеневший язык не слушался.

– В чем дело, дружок? – Джон сверлил меня взглядом, как обезьяна, в чью клетку швырнули подыхающего сородича. – С головой плохо?

– Джон, это уж слишком! – Я взорвался. – Неужели нельзя обойтись без этого?

Я пнул носком ботинка тлеющее полено, которое перевернулось и выпустило целый хоровод искр.