День Муравья - Вербер Бернар

Все эти элементы образуются в результате сгорания звезд, но они присутствуют не только в вашем теле. Вода в вас такая же, как в обыкновенном океане. Фосфор в вас такой же, как на спичках. Ваш хлор такой же, каким дезинфицируют бассейны. Но эти элементы – это еще не вы.

Вы – это химический собор, потрясающая игра проектирования с дозировкой, равновесием, немыслимой сложности механизмами. Ваши молекулы состоят из атомов, частиц, кварков и пустоты, – все это необычайно тонкое соединение электромагнитных, гравитационных, электронных полей.

Но! Раз вам удалось найти второй том, значит, вы сообразительны и уже многое знаете о моем мире. Что вы сделали с помощью знаний, полученных из первого тома? Революцию? Эволюцию? Ну разумеется, ничего.

Тогда устраивайтесь поудобнее и давайте читать. Держите спину прямо. Дышите спокойно. Не напрягайте мышцы лица.

Слушайте!

Все, что вас окружает во времени и пространстве, не случайность. И вы не случайны. Ваша жизнь эфемерна, но она имеет смысл. Она не ведет в тупик. Все имеет смысл.

В то время когда вы меня читаете, меня поедают личинки мясных мух. О чем это я? Сейчас я уже являюсь удобрением для многочисленных побегов кервеля. Мои современники не поняли, о чем я хотел им поведать.

Для меня уже все позади. Я могу оставить только единственный малый след – эту книгу.

Для меня слишком поздно, для вас – нет.

Вы хорошо устроились? Расслабьтесь. Не думайте ни о чем, кроме вселенной, в которой вы всего лишь крошечная пылинка.

Представьте, что время ускорило ход. Раз – вы рождаетесь, вас выбрасывает из матери, как вы обычно выплевываете вишневую косточку. Хрум-хрум – вы пичкаете себя тысячами разнообразных блюд, превращая несколько тонн растений и животных в экскременты. Бах – и вы уже мертвы.

А что вы успели сделать в своей жизни? Разумеется, мало.

Так действуйте! Сделайте что-нибудь, хоть самую малость, черт возьми! Надо успеть сделать что-нибудь в жизни, прежде чем умереть. Вы же родились не просто так. Постарайтесь понять, для чего вы родились. В чем ваша, пусть крошечная, но все же миссия?

Ваше рождение не случайность.

Отнеситесь к этому серьезно.

Она терпеть не может, когда ей указывают, что ей делать.

Толстая волосатая гусеница, зеленая с черным и белым, уползает подальше от этой стрекозы – та советует ей быть поосторожнее с муравьями – и направляется на кончик ветки ясеня.

Она ползет волной. Сначала поднимает шесть передних лапок. А затем, изгибаясь всем телом, подтягивает к ним десять задних.

Добравшись до конца ветки, гусеница выплевывает немного липкой слюны, прикрепляет задние лапки и падает вниз головой.

Она очень устала. С жизнью личинки покончено. Ее страданиям приходит конец. Теперь или преображение, или гибель.

Тссс!

Она укутывается в кокон из прочных и гибких кристальных нитей.

Ее тело превращается в волшебный сосуд.

Этого дня она ждала долго. Очень долго.

Белеющий кокон твердеет. Легкий ветерок баюкает этот диковинный светлый фрукт.

Через несколько дней кокон набухает, он как будто пытается дышать. Затем его дыхание становится ритмичным. Он вибрирует. Внутри происходят настоящие алхимические превращения. В нем смешиваются цвета, редкие ингредиенты, удивительно тонкие ароматы, соки, гормоны, лаки (красная камедь, гуммилак), жиры, кислоты, плоть и даже твердые частицы.

Все компоненты уравновешиваются, дозируются с непревзойденной точностью, чтобы создать новое существо. И вот верхушка кокона разрывается. Из серебряного конверта робкий усик разворачивает свою спираль.

То, что освобождается из гроба-колыбели, уже не имеет ничего общего с гусеницей.

Проползавший поблизости муравей следил за этим священным мгновением. Поначалу очарованный великолепием превращения, он урезонивает себя и вспоминает, что перед ним всего лишь мясо с крыльями. Муравей несется по ветке: надо успеть прикончить чудесное животное, пока оно не улетело.

Влажное тело бабочки-сфинкса освобождается из яйца. Расправляются крылья. Цвета великолепны. Они как переливы легких парусов, хрупких и тонких. На темных зубцах выступают невиданные цвета: фтористый желтый, матовый черный, блестящий оранжевый, карминный красный, перламутровый антрацит и киноварь.

Муравей-охотник подтягивает брюшко под грудь – принимает стрелковую позу. Наводит на бабочку визуальный и обонятельный прицел.

Сфинкс заметил муравья. Его очаровывает нацеленное на него брюшко, но он догадывается, что оттуда может брызнуть смерть. А ему совсем не хочется умирать. Во всяком случае, не сейчас. Было бы так обидно.

Четыре сферических глаза смотрят друг на друга.

Муравей рассматривает бабочку. Она, конечно же, мила, но расплод надо кормить свежим мясом. Далеко не все муравьи вегетарианцы. Он догадывается, что жертва готовится взлететь и, опережая движение, встает на изготовку. В то же мгновение бабочка взлетает. Капля-выстрел муравьиной кислоты, отклонившись в сторону, пронзает крыло, оставляя маленькую дырочку идеально круглой формы.

Бабочка немного теряет высоту, дырочка в правом крыле свистит. Муравей – элитный стрелок, он уверен, что задел ее. Но от этого она не перестает рассекать крыльями воздух. С каждым взмахом влажные крылья высыхают. Набрав высоту, она различает внизу свой кокон. Она не испытывает ни малейшей ностальгии.

Муравей-охотник сидит в засаде. Еще один выстрел. Спасительный ветер шевельнул лист и преградил путь смертельному снаряду. Бабочка ложится на крыло и бодро улетает.

103683-й, солдат Бел-о-кана, промахнулся. Теперь его цель вне досягаемости. Он задумчиво провожает бабочку завистливым взглядом. Куда же она летит? Похоже, к краю мира.

Сфинкс и впрямь исчезает где-то на западе. Несколько часов он продолжает полет, пока небо не становится серым, вдали он замечает какой-то блеск и поспешно направляется туда.

Теперь он пропал, у него только одна цель – достичь этого замечательного света. В нескольких сантиметрах от сияющего источника он еще прибавляет ходу, стремясь поскорее вкусить экстаза.

Огонь совсем близко. Крылья вот-вот загорятся. Но ему все равно: он хочет погрузиться в него, насладиться этой обжигающей силой. Растаять в этом солнце. Неужели он сгорит?

– Так, значит, нет?

Он достал из кармана жвачку.

– Нет и еще раз нет. Никаких журналистов. Сначала я спокойно осмотрю трупы, а там видно будет. И погасите свечи в канделябре! Зачем их вообще зажгли? А, в здании что-то чинили и отключали электричество? Но теперь-то все починили, не так ли? Вот и не надо создавать угрозу пожара.

Кто-то задул свечи. Бабочка едва не стала жертвой кремации: края ее крыльев уже успели опалиться.

Энергично вгрызаясь в жвачку, комиссар осматривал квартиру на улице Фезандри.

В XXI веке мало что изменилось по сравнению с предыдущим столетием. Но методы криминалистики несколько эволюционировали. Теперь тела погибших покрывали формалином и прозрачным застывающим воском, так что они в точности сохраняли ту же позу, которая была на момент гибели. А у полиции было предостаточно времени, чтобы изучить место преступления. Методика куда практичней, чем архаичные меловые контуры.

Поначалу следователи испытывали шок от застывших, как в момент своей гибели, жертв с открытыми глазами, чья кожа и одежда были полностью покрыты прозрачным воском, но потом к этому привыкли.

– Кто первый прибыл сюда?

– Инспектор Каюзак.

– Эмиль Каюзак? Где он? А, внизу… Хорошо, передайте ему, пусть поднимется ко мне.

Молодой полицейский пребывал в нерешительности:

– Комиссар… Там журналистка из «Воскресного эха», она говорит…

– Что она там говорит? Нет! Сейчас никаких журналистов! Приведите ко мне Эмиля.

Мелье зашагал взад-вперед по гостиной, склонился к Себастьену Сальта. Приблизившись почти вплотную, он вглядывался в искаженное лицо с вылезшими из орбит глазами, высоко вскинутыми бровями, раздутыми ноздрями, широко раскрытым ртом и вывалившимся языком. Он даже разглядел зубные протезы с остатками последней трапезы. Похоже, он жевал арахис с изюмом.

Мелье повернулся к телам двух других братьев. У Пьера глаза тоже вытаращены, рот разинут. А кожа под застывшим воском покрыта мурашками. Что до Антуана, то и его лицо тоже было искажено гримасой ужаса.

Вынув из кармана световую лупу, комиссар внимательно вглядывался в кожный покров Себастьена Сальта. Волоски прямые, как колья. Тоже весь покрыт мурашками.

Перед Мелье появилась знакомая фигура. Инспектор Эмиль Каюзак. Сорок лет успешной и безупречной службы в Криминальной бригаде Фонтенбло. Седеющие виски, остроконечные усы, умиротворяющий животик. Каюзак – человек спокойный, он занимает достойное место в обществе. Его единственное желание – мирно, без особых волнений дотянуть до пенсии.