Семь секунд до конца света - Логунова Елена

Он опустил глаза – и точно заглянул в цветной калейдоскоп: далеко под ним яркими чистыми красками пестрел дивный узор живого ковра. С отчетливостью, возможной только во сне, Тревор разом разглядел каждый пронизанный выпуклыми жилками изумрудный листок, каждый нежный упругий бутон с поблескивающей в складке выгибающегося лепестка каплей чистой влаги, каждый крохотный острый зубчик на кромке жесткой серо-голубой травинки, каждую крошку золотистой пыльцы на ярком полосатом тельце пчелы. От этой буйной живой красоты у Тревора закружилась голова, краски смешались, он ослеп и проснулся.

Тревор еще немного посидел в кресле, вспоминая сон и приходя в себя. Потом поднялся, рассеянно глянул в окно и убежденно кивнул своим мыслям.

– Парадиз, – тихо сказал он.

Таким он и будет. Сказочно прекрасный, первозданно чистый мир, настоящий райский сад.

– И уж его-то я никому не позволю испоганить, – жестко пробормотал Тревор.

Лиан плюс Парадиз, горделиво подумал он. Царство небесное. Царство Божие.

– Царство Треворово! – проговорил он вслух.

И подошел к зеркалу, чтобы наяву увидеть лицо Бога.

17.

Элизиум (Мерлин)

– А когда я прибежал, они уже были мертвые, все до единого, – доверительно прошептал Рури зверьку.

Вообще-то маленький грустный лилу, собственный письмоносец Светлейшего, не мог его слышать: уши его были закрыты, чтобы зверек не выплеснул и не смешал с посторонними звуками слова, которые должен был повторить адресату в точности. Но Рури казалось, что лилу и так его понимает: зверек очень пристально смотрел на мальчика, напряженно помаргивая блестящими сливовыми глазами, словно не нуждался в словах. Конечно, ответить он тоже не мог, ведь рот у письмоносца был завязан, иначе он тут же выболтает и навсегда позабудет то, что доверено его короткой памяти.

Впрочем, такой глухонемой собеседник Рури вполне устраивал. Мальчик меньше всего хотел бы, чтобы его рассказ стал известен Светлейшему, но и молчать он уже не мог. Рури казалось, что он лопнет, как перезрелый плод, если будет молчать и дальше!

– Их было шестеро, – ближе склоняясь к укутанному шкурами зверьку, прошептал мальчик.

В щелочку между покровами ему было видно, что лилу опять понимающе моргнул.

– Четверо взрослых и двое детей. Один из взрослых был, наверное, очень старый – у него была такая же серебряная борода, как у Светлейшего, а другие с виду еще крепкие и сильные, – сказал Рури и поежился. – Не понимаю, как Светлейший один справился со всеми, да еще так быстро! Правда, мы подъехали незаметно и застали их врасплох, но все-таки – как же так? Он убил их всех, всех до единого, а они его даже не ранили!

Рури суеверно плюнул перед собой – на злую черную беду, если она уже встала на его пути. Ледяной ветер отбросил замерзшую слюну ему в лицо, Рури зябко поежился и теснее прижался к теплому боку гругля. Пассажирскую корзину продувало насквозь, и мальчик и зверек-письмоносец одинаково дрожали. Гругль несся как буря, едва касаясь твердого снега – личный верховой гругль Светлейшего, Колокольчик, самое красивое и быстрое животное на Элизиуме.

Мальчик снова вздрогнул, но уже не от холода: он совсем забыл, что сам Светлейший находится так близко от него, всего лишь по другую сторону гругля. Впрочем, при такой скачке он ничего не услышит, даже если Рури будет кричать во все горло.

– И знаешь, что я тебе еще скажу? – не в силах сдержаться, снова зашептал он печальному лилу. – Когда Светлейший к ним вошел, прогремел гром! Шесть раз! Понимаешь? Он вошел – шесть раз громыхнуло – и шесть человек оказались мертвы! – Рури сделал большие глаза. – А когда я спросил Светлейшего, отчего все эти люди умерли, он сказал мне, что их убили боги!

Он снова беспокойно заворочался.

– Жаль, что он не позволил мне войти вместе с ним, я хотел бы это видеть, потому что не понимаю как? – волновался мальчик. – Да, но хотя я прибежал слишком поздно, я все-таки слышал, как Светлейший с кем-то разговаривал. Вернее, он что-то сказал, и ему ответили – кажется, тот бородатый старик, – но я опять-таки ничего не понял, потому что это был не наш язык. Немножко похожий на наш, но не все-таки не наш: знаешь, некоторые слова звучат знакомо, но смысла не разберешь. Ой, да: ты слышал, как Светлейший разговаривал с чужеземцем? Ну, конечно, слышал, это ведь он тебе дал письмо… Так вот, по-моему, они беседовали на том же самом языке!

Рука, которой Рури крепко держался за ременную петлю, совсем окоченела. Он сменил ее, повозился, заново устраиваясь, похлопал онемевшей ладонью по боку Колокольчика и сунул ее поглубже в карман. Рука наткнулась на непривычной формы предмет: короткий раздвоенный сучок с куском необыкновенной упругой кожи и круглой выпуклой льдинкой, хитро пристроенной в развилке. Льдинка была странная, она не таяла в теплой детской ладони, а если посмотреть сквозь нее, далекое становилось близким. Сердце Рури испуганно екнуло: ох, если Светлейший узнает! Ему наверняка не понравится, что Рури что-то взял из того дома, прежде чем его уничтожил огонь, но он просто не смог удержаться, когда увидел эту вещь! Она лежала рядом с мальчиком, полускрытая полой его меховой дохи, – наверное, выпала из разжавшейся руки.