Час Быка - Ефремов Иван Антонович

— Подойдут! Я позабочусь об этом! — с неожиданной горячностью вмешался Гриф Рифт. — Я пробью кустарник экранирующим коридором, который будет открываться звуковым паролем. Место входа я передам Фай по видеолучу. И вы сможете посылать к нам гостей, желанных, разумеется.

— Будут и нежеланные, — заметила Родис.

— Не сомневаюсь. Нея замещает Атала, и мы с ней отразим любую попытку. Надо быть начеку. После неудачи с ракетами они попробуют что-нибудь другое.

— Не раньше, чем убедятся в том, что второй звездолет, о котором я говорила, не придет. До тех пор вы будете в безопасности — три-четыре месяца, возможно, и больше. Как и мы, — тише добавила Родис.

Гриф Рифт положил руку на плечо в теплом черном металле, заглянул в печальные и бесстрашные глаза.

— Вы сами определили срок вашего возвращения на корабль, Родис. И его лучше сократить, а не удлинять.

— Я понимаю вашу тревогу, Рифт…

— Представьте, что вы встретите стену глухого, абсолютного непонимания и ее не удастся пробить. Разве дальнейшее пребывание будет оправдано? Слишком велик риск.

— Не могу поверить, что можно отвергнуть знания Земли. Ведь это дверь в беспредельное и ясное будущее из их жизни — короткой, мучительной и, я боюсь, темной, — возразила Родис.

— Чувство необходимости жертвы — самое архаическое в человеке, проходящее через все религии в истории древних обществ. Умилостивить неведомую силу, смягчить божество, придать долговечность хрупкой судьбе. От закапывания людей на алтарях перед боем, охотой, для урожая или основания построек, от колоссальных гекатомб вождей, царей, фараонов до невообразимых избиений во имя бредовых политических и религиозных идей, национальной розни. Но мы, познавшие меру, творцы великих охранительных устройств общества для уничтожения горя и жертв, — неужели мы не расстались еще с этой древней чертой психики?

Фай Родис ласково провела пальцами по волосам Грифа.

— Если мы вторгаемся в жизнь Торманса, применяя древние методы — столкновение силы с силой, если мы нисходим до уровня их представлений о жизни и мечте… — Родис умолкла.

— Тем самым принимаем и необходимость жертвы. Так?

— Так, Рифт…

Только Родис вошла в свою каюту, как ее сигнальный браслет вспыхнул — Чеди Даан, некоторое время избегавшая встречи с ней один на один, просила разрешения прийти.

— Видимо, я очень тупая, — заявила Чеди, едва переступив порог, — я так мало знаю о великой сложности жизни…

Фай Родис слегка пожала горячие руки девушки, обрамленные на запястьях серебряными кольцами скафандра, любуясь ее начавшим смуглеть лицом в рамке пепельно-русых волос.

— Не надо казниться, Чеди! Главное всегда и везде — не совершать поступка, продиктованного ошибочным мнением. Кто не путался в, казалось бы, неразрешимых противоречиях? Даже боги древних верований были подвержены этому. Только природа обладает неограниченной жестокостью, чтобы решать противоречия слепым экспериментом за счет всего живущего!

Они сели на диван. Чеди вопросительно посмотрела на Родис.

— Расскажите мне о теории инферно, — после некоторого колебания попросила она и поспешно добавила: — Мне очень важно знать.

Родис задумчиво прошлась по каюте и, остановившись у стеллажа микробиблиотеки, провела пальцами по зеленым пластинкам кодовых обозначений.

— Теория инфернальности — так говорят издавна. На самом же деле это не теория, а свод статистических наблюдений на нашей Земле над стихийными законами жизни и особенно человеческого общества. Инферно — от латинского слова «нижний, подземный», оно означало ад. До нас дошла великолепная поэма Данте, который, хотя писал всего лишь политическую сатиру, воображением создал мрачную картину многоступенчатого инферно. Он же объяснил понятную прежде лишь оккультистам страшную суть наименования «инферно», его безвыходность. Надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий» — на вратах ада отражала главное свойство придуманной людьми обители мучений. Это интуитивное предчувствие истинной подоплеки исторического развития человеческого общества — в эволюции всей жизни на Земле как страшного пути горя и смерти — было измерено и учтено с появлением электронных машин. Пресловутый естественный отбор природы предстал как самое яркое выражение инфернальности, метод добиваться улучшения вслепую, как в игре, бросая кости несчетное число раз. Но за каждым броском стоят миллионы жизней, погибавших в страдании и безысходности. Жестокий отбор формировал и направлял эволюцию по пути совершенствования организма только в одном, главном, направлении — наибольшей свободы, независимости от внешней среды. Но это неизбежно требовало повышения остроты чувств — даже просто нервной деятельности — и вело за собой обязательное увеличение суммы страданий на жизненном пути.