Время для Звезд - Хайнлайн Роберт Энсон

Никаких особенно решительных поступков я совершать не стал, я просто получал удовольствие от общения с Пру, большое удовольствие. Я где-то слышал, что, взяв на борт ковчега животных парами. Ной разделил их – одних на правый борт, других на левый. На «Л.К.» такого не было. Чет и Мей-Лин нашли-таки возможность познакомиться достаточно близко для того, чтобы захотелось перевести это знакомство на постоянную основу. Чуть меньше половины экипажа составляли женатые пары. Перед нами, остальными, не было никаких препятствий, если нам что-то подобное приходило в голову. Но как-то уж так получалось, что присматривали за нами строже, чем это бывало дома, хотя явным и открытым этот присмотр не был. Он не производил впечатления специально организованного, но все-таки он был. Если кто-то слишком уж долго прощался в коридоре после того, как освещение притушено на ночь, всегда почему-то получалось, что мимо прошаркивал ногами дядя Альфред. Или мамочка О'Тул шла сделать себе чашку шоколада, «чтобы получше уснуть».

А то мог пройти даже сам Капитан. Мне начинало казаться, что, если дело касается происходящего на корабле, у него и на затылке есть глаза. А уж у мамочки О'Тул они точно были. Или, может быть, Дядя был как раз одним из тех гипотетических телепатов широкого спектра, но, будучи человеком очень умным и не желая нас смущать, он в этом никому не признавался.

Или мы были уж так подробно проанализированы на этих самых перфокартах Доктора Деверо, что он всегда знал, так сказать, куда заяц прыгнет, и вовремя посылал своих собачек, чтобы они его отогнали. Я бы не стал исключать такую возможность.

Все это было очень ненавязчиво – как раз сколько надо, ничего излишнего. Никому не возбранялся поцелуй-другой, если уж очень хотелось попробовать, каков он на вкус; с другой стороны, у нас напрочь отсутствовали те скандалы, которые неизбежно возникают практически в любой общине. Я совершенно уверен, что у нас этих скандалов не было, на корабле такое не скроешь. И никто, похоже, даже внимания не обращал на то, как нас – ну, скажем, – пасли.

И уж конечно мы с Пру и в мыслях не имели сделать что-нибудь, заслуживающее порицания.

Но, как бы там ни было, мы занимали друг у друга все больше и больше времени как во время вахт, так и между ними. Я не относился к этому серьезно, я имею в виду намерение жениться, но к тому, что это становится для меня все более важным, я относился серьезно. Во взглядах, которые она на меня бросала, стало появляться уже что-то интимное и даже собственническое; иногда при передаче каких-нибудь бумажек наши руки соприкасались, и тогда между нами словно искры проскакивали. Я стал оживленным, чувствовал себя великолепно, набрал четыре фунта и уж точно забыл скучать по дому.

У нас с Пру появилась привычка: в тех случаях, когда мы вместе шли с ночной вахты, устраивать налет на кладовую. Мамочка О'Тул не имела ничего против, она оставляла кладовку открытой, чтобы если кто хотел перехватить, мог это сделать – она говорила, что здесь наш дом, а не тюрьма. Мы с Пру делали себе бутерброды или изобретали какое-нибудь фантастическое съедобное месиво, ели и беседовали, пока не приходило время идти спать. О чем говорить, не имело значения, значение имело возникавшее теплое чувство. Однажды ночью мы сдали вахту. Столовая была пуста; игроки в покер разошлись рано, никто даже не засиделся допоздна за шахматами. Мы с Пру зашли в кладовку и собирались поджарить сандвичи с сыром, который изготавливали на корабле из дрожжевых культур. В кладовке было довольно тесно, и, поворачиваясь, чтобы включить маленький гриль, Пру слегка дотронулась до меня. Я ощутил запах ее волос и еще чего-то – то ли клевера, то ли фиалок. И тогда я ее обнял.

Пру не стала устраивать шума; сперва она замерла, потом расслабилась. Девушки – очень приятные существа. У них совершенно отсутствуют кости, а температура по крайней мере на пять градусов выше, чем у нас, что бы там ни показывали термометры. Я наклонил лицо, она подняла свое, закрыла глаза, и все было чудесно. С полсекунды она целовала меня, и я знал, что ей это нравится не меньше, чем мне, а это – очень сильная оценка.

А потом она вдруг вырвалась от меня, словно какой-то борец, и прижалась спиной к стене напротив меня с видом крайнего разочарования на лице. Я – разумеется – был разочарован ничуть не меньше. Она не смотрела на меня, она смотрела в никуда и вроде прислушивалась. Я все понял, такое же выражение было у нее во время сеансов связи – только сейчас вид у нее был заодно еще и крайне несчастный Я спросил: