Меж двух времен - Финней Джек

«Когда Сибил пришла в себя после обморока, подобного смерти, — читал я, — она поняла, что ее несут по узкому, извилистому, по-видимому, подземному проходу; кромешная тьма, которую нарушал лишь розовый отблеск свечи, движущейся впереди, как звезда, не давала ей разглядеть какие-либо подробности. Ею овладело предчувствие неминуемой гибели, и всепоглощающий ужас заполнил душу, сковав все ее мысли».

Я поднял голову и улыбнулся Кейт — она сидела поджав ноги на кушетке. Улыбнулся я напыщенности этой прозы; думаю, что и достаточно искушенные читатели восьмидесятых годов смеялись над подобными пассажами. И все же я погасил свою улыбку, и Кейт восприняла мой намек. К тому времени я перечел уже немало литературы такого рода; поначалу стиль ее казался мне забавным, но теперь приелся, и я научился читать такие книжки по диагонали, ради сюжета, который был не лучше, но и не хуже, чем во многих нынешних детективных романах.

Читали мы по очереди, с перерывами на кофе и на обед, и к середине дня довели книжку до конца. Кончалась она, как и большинство ей подобных, информацией о том, что сталось с главными героями после событий, описанных в романе. Последняя страница выпала на долю Кейт.

«Добавить остается немного, — прочитала она. — Рафаэль Риордан и его мачеха г-жа Блондель явились опознать труп и присмотреть за его отправкой. Джентилиска, ставшая теперь импозантной матроной, смотрела на мертвое тело со странно смешанным выражением жалости, отвращения, грусти и облегчения».

— Постой-ка, — прервал я Кейт и, когда она подняла на меня взгляд, раскрыл глаза как можно шире, слегка нахмурился и приподнял уголок рта. — Похоже это на жалость?

— Более или менее.

Я нахмурился еще сильнее и, удерживая один глаз широко раскрытым от жалости, прищурил другой.

— Теперь я добавил толику отвращения. А сейчас, смотри — это будет грусть. — Я отвесил челюсть. — И наконец, обрати внимание, номер без сетки, музыка — туш: облегчение!.. — Я задрал подбородок, раскрыл рот до предела, стараясь изо всех сил удержать на лице четыре выражения одновременно. — Ну как, на кого я похож?

— На удавленника.

— Этого я и боялся. Но держу пари, Джентилиска справилась с задачей без труда. Наверно, она сумела бы добавить сюда еще и ужас, и досаду, и восторг, не напрягая при том ни одного мускула на лице. Но знаешь, что мне нравится? Мне, кажется, нравятся люди, которым нравятся такие книги.

Кейт понимающе кивнула, и мы замолчали. В каминной трубе тихо рокотала тяга, потом на решетку свалился кусок угля.

— Они там сейчас, — сказал я, показав через комнату на окна; все, что мы видели, было серебристое зимнее небо.

Я говорил искренне. Весь день я ощущал живое присутствие вокруг нас нью-йоркской зимы 1882 года — ощущал сильнее, реальнее, чем когда-либо за все прошедшие дни и недели. Потому что теперь это стало для меня непреложной истиной: то время не умерло, оно существует.

— Они ждут нас, Кейт, — промолвил я, и единое настроение, единое чувство уверенности связало нас. И Кейт кивнула, захваченная этой абсолютной уверенностью.

— Пожалуй, пора, — сказал я.

Мгновенный испуг мелькнул на ее лице, мелькнул и исчез; она еще раз кивнула и прикрыла глаза.

Я и сам закрыл глаза, взял Кейт за руку и так сидел — в тепле и уюте, расслабив все мышцы, чувствуя, как рассасывается, уходит прочь последнее напряжение. И наконец, зная, что и Кейт не отстанет, я заговорил про себя:

«Через несколько минут и на несколько минут сознание твое отключится полностью — ты задремлешь, почти уснешь. Сегодня 23 января. Будет, конечно, то же самое число, когда ты вновь откроешь глаза: 23 января 1882 года. У вас с Кейт есть дело. ты выйдешь с ней в парк, и в твоем сознании не останется ничего от другого времени. Единственной твоей мыслью будет, что вам нужно на почту, нужно поспеть туда не позже половины шестого. Нужно посмотреть, кто отправит голубой конверт. Не вмешивайся в события. Наблюдай за ними, проходи через них, но не стань причиной какого-либо события и не помешай свершению какого-либо события. Разумеется, есть разница, есть новизна, но все будет в порядке, все будет в порядке. В какой-то момент, скорее всего на пути через парк, когда ты удостоверишься, что перед тобой зимний день 1882 года… в этот момент ты вспомнишь и настоящее. Вспомнишь настоящее и, таким образом, впервые станешь действительным наблюдателем».