Берега Смерти - Муркок Майкл

– Пусть она вертится! – заорал Алмер.

– Не уверен, что смогу это сделать. Пошли, проверим.

Они последовали за ним к скутерам.

И опять они летели по узкому полутемному тоннелю в гигантскую пещеру.

Пахнуло невыносимым жаром. По стенам уже не стекала вода. Механизм ускорителя превратился в груду оплавленного, почерневшего металла.

– Не выдержал перегрузки! – крикнул Шарвис и принялся хохотать.

– Ты знал об этом? – возмущенно спросил Алмер. – Да?

Шарвис оглянулся:

– Нам лучше немедленно вернуться. Тоннель уже ненадежен. Если мы сейчас же не полетим, нас раздавит или затопит.

Алмер встал:

– Ты сделал это нарочно. Ты знал, что твоя машина не способна заставить Землю вращаться.

Шарвис засмеялся и уверенно, на большой скорости провел скутер в тоннель, по стенам которого уже текла сплошными потоками вода.

Алмер заколотил по массивному корпусу Шарвиса, но ученый продолжал смеяться. Марка и Фастина ухватились друг за друга, когда Шарвис еще увеличил скорость. Откуда-то снизу доносились странный треск и скрежет.

В конце концов, они вернулись в лабораторию, и Шарвис заторопился к двери, преследуемый Алмером, который твердил, как заведенный:

– Да? Да? Да?

Игнорируя Алмера, Шарвис вошел в соседнее помещение и принялся колдовать над приборной доской, не отрывая глаз от индикатора. Здание вновь задрожало.

Чуть погодя он вернулся и сказал:

– Я запечатал тоннель. Теперь нам ничего не грозит, – он облегченно вздохнул и повернулся к Марка и Фастине.

Алмер, казалось, выдохся. Он привалился к стене, что-то бормоча себе под нос.

– Ты знал, что механизм не справится с такой нагрузкой? – спросила Фастина невинно.

– Я уверен, что исполнил желание Алмера и сделал то, что он действительно хотел, – ответил Шарвис упрямо. – Он хотел повернуть мир. Я повернул. Его империя… Разве она по своей сути не принадлежит ночи?

– Люди, – сказала Фастина. – Как же обычные люди…

– Тот, кто хочет от него сбежать, сейчас так и сделает. Боюсь, таких немного. Тьма безопасна. Они могут затаиться и ютиться в ней, пока не придет смерть. Разве не этого они все хотят?

Марка посмотрел на него без всяких эмоций.

– Да, конечно, тьма отражает темноту их умов, – сказал он. – Но заслуживают ли они этого?

– Кто знает? – пожал плечами Шарвис. Алмер подошел к нему.

– Хочу домой, – голос его звучал ровно. Он явно оправился от потрясения и принял то, что произошло.

– Ты волен поступать, как хочешь. Никто тебя здесь не держит, – заметил Шарвис с издевкой. Казалось, он расплачивался с Алмером за его жалкое покушение. – Тебе помочь найти дорогу?

Алмер двинулся прочь.

– Спасибо, сам справлюсь, – бросил он через плечо.

– А как вы, Кловис Марка? – спросил Шарвис. – Что будете делать дальше?

– Мы вернемся в башню моего отца.

– И станете воспитывать своих детей? – спросил Шарвис. – Надеюсь, со временем ты поймешь, что приобрел больше, чем потерял.

– Может быть, – Марка взглянул на Фастину. – Но будешь ли ты думать так же, Фастина?

Она покачала головой:

– Не знаю, Кловис.

Марка с тоской взглянул на Шарвиса:

– Я только сейчас понял, ты сыграл еще одну шутку с нами.

– Нет, – ответил Шарвис, читая его мысли. – Излучение существует, это верно, но продолжительность жизни твоих детей будет короче, потому что твои гены изменены, и ты не сможешь обеспечить им долгожительство. У них будет время адаптироваться и продолжить воспроизводство. Я принял особые меры предосторожности, чтобы тебя излучение не затронуло. Без сомнения, ты поможешь появиться на свет отпрыскам своих детей. Насколько я знаю, это давно уже стало традицией в твоей семье.

Фастина взяла Марка под руку.

– Пойдем, Кловис, – мягко сказала она. – Вернемся домой.

– Если это хоть что-то значит, – сказал Шарвис им вслед, – то кое-что изменилось, и это может дать тебе стимул. Это сентиментально, я понимаю…

– О чем это ты? – спросила Фастина, оглядываясь.

– Ваши окна смотрели на закат, теперь вас будет встречать рассвет. Я желаю вам и вашему потомству всего хорошего. Может быть, я даже когда-нибудь наведаюсь к вам в гости, или вы пришлете ваших детей ко мне.

Даже теперь, навсегда уходя прочь, Марка все еще не был уверен, понимает ли он, что же двигало Шарвисом: коварство или жалость, или все же нейтральность, которой он так упорно придерживался? И основывалась ли она, эта нейтральность, на каком-то более глубоком понимании жизни, которое было доступно только загадочному бессмертному?