Тоннель в небо - Хайнлайн Роберт Энсон

– Пусть бог благословит вас обоих.

Глава 10. «ИМЕННО ЭТО Я И ПРЕДЛАГАЮ»

Разговора об уходе больше не было. Даже Керолайн оставила эту тему. Но на другие темы велись бесконечные разговоры. Купер созывал общие собрания каждый вечер. Они начинались докладами комиссий – комиссии по заготовке продуктов, комиссии по производству и инвентаризации, комиссии по расселению и санитарному состоянию, комиссии по людским ресурсам и распределению рабочей силы, комиссии по внешней безопасности, комиссии по разработке кодексов и законов, комиссии по приготовлению пищи, комиссии по строительству и планированию…

Купер, казалось, наслаждался бесконечными речами, и Род вынужден был признать, что и другие неплохо проводили время; он даже, к своему удивлению, обнаружил, что сам с нетерпением ждет вечера. Это была единственная возможность жить общественной жизнью. Каждое заседание порождало многословные речи и споры, особые мнения и критические замечания; то, чего иногда не хватало в старых парламентах, тут было налицо. Роду нравилось, растянувшись на земле рядом с Джимми Трокстоном, слушать его насмешливые замечания об уме, желаниях и происхождении каждого выступающего. Он ожидал нарушающего порядок хохота Керолайн.

Однако Керолайн теперь было не до хохота: Купер назначил ее историком, узнав, что у нее есть записная книжка и что она владеет стенографией.

– Чрезвычайно важно, – заявил он ей, – чтобы у нас был подробный отчет о днях становления нашего общества. Ты ведешь свой дневник ежедневно?

– Конечно. Но что из этого?

– Отлично! Отныне это будет официальный документ. Я хочу, чтобы ты делала записи о важнейших событиях дня.

– Хорошо. Но я не вижу ни малейшего отличия. То же самое я делала до сих пор.

– Да, да, но пиши подобнее. Я хочу, чтобы ты вела протоколы наших заседаний. Для историков этот документ будет сокровищем, Керол.

– Ладно.

Купер, казалось , думал о чем-то.

– Сколько чистых страниц осталось в твоем дневнике?

– Несколько сот, вероятно.

– Отлично! Это решает проблему, которая меня беспокоила. Мы реквизируем у тебя половину запаса бумаги для официальных нужд – для объявлений, протоколов заседаний и т. д.

Керолайн широко раскрыла глаза:

– Понадобится ужасно много бумаги. Пришли двух-трех сильных парней перетаскивать ее.

Купер ошарашено поглядел на нее:

– А, ты шутишь.

– А еще лучше – пришли четырех парней. Трех я прогоню… а может, и покалечу.

– Но, послушай, Керолайн, это временная реквизиция, в общественных интересах. Намного раньше, чем кончится твой дневник, мы изобретем новые материалы для письма.

– Отправляйся и изобретай. Это мой дневник.

Керолайн обычно сидела рядом с Купером, держа дневник на коленях и ручку в руках: она делала за метки. Каждый вечер она открывала заседание, читая протокол предшествующего заседания. Род спросил ее, записывает ли она все на этих бесконечных заседаниях.

– Конечно, нет!

– Я так и думал. Но твои протоколы довольно точны.

Она засмеялась.

– Родди, хочешь знать, что я на самом деле записываю? Обещай никому не рассказывать.

– Конечно, не буду.

– Когда я «читаю» протоколы, я просто вспоминаю, о чем болтали прошлым вечером: у меня очень хорошая память. Но чем я на самом деле мараю бумагу… вот здесь… – и она вытащила свой дневник из кармана. – Вот прошлое заседание. «Доклад комиссии по кошкам и собакам. Нет ни кошек, ни собак. Обсуждалось их отсутствие. Обсуждение перенесено на следующее заседание.»

Род улыбнулся:

– Как жаль, что Грант этого не знает.

– Конечно, если происходит что-нибудь действительно серьезное, я записываю. Но не эти разговоры, разговоры, разговоры…

Керолайн не была абсолютно непреклонной в вопросе о дележе своих запасов бумаги. Брачное свидетельство, написанное Говардом Голдстейном, студентом-юристом из Толлерского университета, было подписано Купером, Бобом и его женой, а также Родом и Керолайн, как свидетелями. Керолайн его разукрасила цветами.

Были и другие, которые почувствовали, что новое правительство скоро лишь на разговоры, а отнюдь не на дела. Среди них был и Боб Бакстер, но он, как квакер, не часто посещал вечерние собрания. Но однажды, когда истекала уже неделя пребывания Купера у власти, после очередного бесконечного доклада попросил слова Шорти Дюмон.

– Мистер председатель!

– Подожди, Шорти! У меня несколько объявлений, и затем мы перейдем к другим делам.