Туннель под миром. Сборник англо-американской фантастики - Пол Фредерик

— Машина! Ненавистная машина!

Старик упал на пол. Джонстон ударил его ногой по голове и продолжал бить по лицу, пока сквозь раздавленную протоплазму не проступили синтетические волокна. Тогда он выбежал из домика, пересек лужайку и углубился в длинную цветочную аллею, стремясь уйти как можно дальше.

Всхлипывая, он начал обрывать кусты, страстно надеясь, что хоть один цветок окажется настоящим. Но все цветы умирали у него в руке. Все побеги, которые он отламывал от молодых деревьев, рассыпались в прах, когда он прикасался к ним. Он выкрикнул проклятие и вступил в единоборство с проволочными нитями, уходившими в землю. Он рвал их и наблюдал, как они корчатся, извиваются, словно змеи, на его ладони. Смотрел на свои руки, исцарапанные, ободранные в яростной спешке. Смотрел на кровь, которая полилась из его ран.

И разразился смехом.

Слабый рокот, похожий на отдаленный раскат грома, донесся сверху. Он запрокинул голову и увидел парящий аэролет. В нем сидели два человека и бесстрастно разглядывали его. Те же двое, которые подобрали его еще там, в городе.

Городские полицейские. Те, которые наблюдали за ним, шли по его следам, допустили, чтобы его прихоть дошла до естественного конца.

А теперь прилетели, чтобы отвезти его обратно. Обратно — в ужасную, затягивающуюся петлю города, того города, который сделали люди, надевшие на весь мир стальную смирительную рубашку толщиной в сорок три километра.

В город, где нет ничего настоящего и где роботы так тесно соприкасаются с людьми, а люди так тесно соприкасаются с роботами, что стало невозможно отличить их друг от друга.

— Неужели вы не понимаете? — простонал он. — Ведь, может быть, я — последний живой человек, который еще остался на земле!

Они продолжали внимательно смотреть на него. Аэролет пошел на посадку.

Джонстон смотрел, как он приближается. Стоя на коленях среди цветов, которые он принял за настоящие и которые оказались такими же искусственными, как и оставленный им мир, он опустил голову и стал смотреть на яркие пятна крови на своих руках.

Вот это было настоящее. Его собственная кровь. Кровь, которая течет в его жилах. Единственное, что отличает его от машин. Единственный признак человека, который они так и не сумели скопировать.

И он принял решение. Нет, он никогда не вернется в город. Лучше смерть, чем невыносимое прозябание в этой гнусной тюрьме.

Он вырвал из земли куст, схватил скорчившиеся проволочные усики и начал беспощадно раздирать себе вены на запястье, пока кровь не хлынула сильной, яркой струёй.

Аэролет накренился и пролетел последние несколько метров. Дверца открылась, и два человека осторожно приблизились к нему. Один держал в руке какой-то длинный узкий инструмент.

Джонстон не обратил на это внимания. Он ощущал слабость и головокружение. Он поднял свою кровоточащую руку.

— Вы видите это? — крикнул он. — Я могу сделать то, на что вы неспособны, проклятые машины! Я могу умереть. Умереть.

Они ничего не ответили и продолжали стоять немного поодаль, глядя на него. Он удивился их терпению, отсутствию какого-либо интереса с их стороны и подумал, что, быть может, им вообще недоступно понятие смерти.

И только тогда, когда кровь перестала литься и земля поглотила последнюю каплю драгоценной жидкости, он понял, почему они так терпеливы. Он посмотрел на свою израненную руку и хотел сделать так, чтобы кровь полилась опять, но больше ни одна капля не вылилась из его разодранного запястья. Вены его были пусты, они уже сплющились.

И все-таки он еще жил. В глубине его черепа еще вибрировало сознание. Оно не нуждалось во внешней оболочке, которая существовала только для того, чтобы вводить в заблуждение его самого и его собратьев людей. Это был самый усовершенствованный образчик эволюции — результат развития кибернетики. Это был разум, существующий независимо от своего синтетического тела.

Никаких слез не хватило бы, чтобы выплакать горе Джонстона. Казалось, его усталое тело уже разваливается на части. Он упал ничком на предательскую землю и, зарывшись лицом в фальшивую траву, зарыдал над исчезновением всего, что было настоящим.

И так и не услышал приближения полицейских, не ощутил вспышки узкого пучка ионов, которые, пронзив грудную клетку, оборвали его лишенную смысла жизнь.

СТИВЕН БАРР

КЭЛЛАХЭН И ЕГО ЧЕРЕПАШКИ

— Если бы я только знала, — сказала Аманта, — если бы кто-нибудь меня предупредил… если б у моей матери хватило здравого смысла предостеречь меня…