Где-то во времени - Матесон Ричард

Мои силы уже иссякали, а Карлсон с Робинсоном все разговаривали, причем Робинсон сетовал на нехватку и плохое качество сигар с начала Кубинского восстания. Карлсон предлагал ему отправиться вечерним поездом из гостиницы в старый Мехико, где тот мог бы купить себе любые хорошие сигары, какие пожелает. Нет времени, отвечал Робинсон – полагаю, опять для моего сведения. Труппа уезжает в Денвер сразу после окончания спектакля.

К этому моменту терпение мое кончилось. Что, именем Бога, я здесь делаю в компании Робинсона и миссис Маккенна, если сумел перенестись через пропасть в семьдесят пять лет, чтобы побыть с Элизой наедине?

Я был уже готов просить ее выйти со мной, но здравый смысл все же возобладал. Вряд ли она была в таком расположении духа, чтобы сносить настойчивые требования. И все же надо было как-то вызволить ее оттуда.

Придумав уловку, я наклонился к Элизе и как можно тише позвал ее по имени.

Она подняла глаза от чашки с консоме, с напряжением глядя на меня. Я вспомнил, что надо называть ее «мисс Маккенна», но тут же об этом забыл.

– Мне нехорошо, думаю, надо подышать свежим воздухом, – сказал я. – Вы не хотели бы…

– Я отведу вас в номер, – вклинился Робинсон.

Вероятно, я говорил недостаточно тихо.

– Что ж…

Я замолчал, когда он повернулся, чтобы призвать метрдотеля. Уж не собирается ли он поступить по-своему? Обнаружит, что у меня нет ни комнаты, ни багажа, ничего?

– Мне просто нужно подышать, – уверил его я.

Он равнодушно посмотрел на меня.

– Как угодно.

– Элиза, пожалуйста, пойдемте со мной, – сказал я, понимая, что, лишь взывая к ее сочувствию, смогу преодолеть сопротивление Робинсона.

– Мисс Маккенна, – громко произнес он в свою очередь, – должна заботиться о своем здоровье.

Я решил его проигнорировать – другого выхода не было.

– Прошу вас, помогите мне, – умолял я Элизу.

Робинсон громовым голосом сообщил мне, что мое поведение становится оскорбительным.

– Довольно, – оборвала его Элиза.

Когда мы поднялись, глаза наши встретились, и я понял, что мой успех весьма условен. Она собиралась выполнить мою просьбу, но не из-за сочувствия ко мне, а просто чтобы избежать сцены и, быть может, – эта мысль вдруг охладила меня – избавиться от меня где-то в другом месте.

– Элиза! – произнесла миссис Маккенна скорее удивленно, чем возмущенно.

В этот момент я понял, что ее неприязнь ко мне отнюдь не так непоколебима, как у Робинсона, и что единственный враг, которого следует опасаться, это он.

Ситуация все больше накалялась.

– Я вам помогу, – объявил он.

Это прозвучало скорее как приказ, чем как предложение.

– Не стоит беспокоиться, – произнесла Элиза таким обескураженным тоном, что я подумал, не потерял ли больше, чем выиграл.

– Элиза, я не могу этого допустить, – сказал он.

– Не можете…

Она осеклась, лицо ее вдруг застыло.

Больше ничего сказано не было. Повернув от стола, я почувствовал, как ее пальцы вцепились в мою руку. Взглянув же на Робинсона, подивился выражению злобы на его лице – сжатые в тонкую полоску побелевшие губы, прикованные ко мне черные глаза. Это было выражение «злобной решимости», если я вообще у кого-то такое видел.

Я стал шептать Элизе что-то утешительное и тут вспомнил, как говорил ей о своем неважном самочувствии. Я спрашивал себя, стоит ли мне изображать больного и дальше, но, осознав, что в конечном итоге должен буду сказать ей правду, неловко замолчал, пока мы шли через зал. Неловко, так как тогда мне казалось, что за нами следят глаза каждого обедающего, в том числе и Робинсона. По прошествии времени я уверился в том, что большую часть из этого я выдумал.

Мы пошли по коридору, ведущему на террасу, и я недоумевал, куда она меня ведет. Меня направляли ее руки – в этом сомневаться не приходилось.

– Вы собираетесь столкнуть меня в океан, – сказал я.

Она не ответила, глядя прямо перед собой с выражением на лице, от которого мне стало не по себе, – ни следа сочувствия.

– Снова приношу свои извинения, – сказал я. – Я знаю, что…

Рассердившись на себя, я замолчал. Хватит извиняться, подумал я. Мне хотелось вызволить ее из Большого коронного зала, и я это сделал. «В любви и на войне все средства хороши», – вспомнил я поговорку. «Не будь банальным», – тут же укорил я себя.

Когда она открыла наружную дверь и я увидел ведущий вниз темный и крутой лестничный марш, то невольно отшатнулся.