Восставшая Луна - Хайнлайн Роберт Энсон

9

Затем последовал долгий период времени, в течение которого вполне можно было бы и забыть о такой неправдоподобной вещи, как революция, если бы не приходилось тратить огромное количество времени на проработку всех деталей её подготовки. Нашей первой целью было не привлечь к себе внимания. А в долгосрочной перспективе нашей целью было сделать так, чтобы события развивались по наихудшему из возможных сценариев.

Да, по наихудшему. Потому что вплоть до самого последнего момента не было такого времени, когда все селениты поголовно горели бы желанием свергнуть Администрацию. Селениты презирали Надсмотрщика и по мере возможности обманывали Администрацию, но из этого отнюдь не следовало, что они были готовы сражаться и умирать. Если бы вы в разговоре с жителем Луны упомянули слово «патриотизм», он бы уставился на вас как на идиота или подумал бы, что вы имеете в виду то место, откуда он родом. Здесь были ссыльные французы, чьи сердца были отданы «La Belle Patrie»^[12], бывшие немцы, хранившие верность Vaterland^[13], русские, любившие Матушку Святую Русь. Но Луна? Луна была просто Скалой — местом ссылки, а не предметом любви.

За всю историю никогда не появлялся на свет народ более аполитичный, чем селениты. Уж я-то знаю: мне самому политика была до фонаря, пока обстоятельства не ткнули меня в неё носом. Вайоминг занималась политической деятельностью потому, что у неё были личные счёты с Администрацией, а проф — потому, что презирал всякую власть вообще, исключительно из интеллигентских соображений. Майк занимался этим делом потому, что был скучающим и одиноким компьютером, и это было для него просто способом развлечься. Так что в патриотизме нас никто не смог бы обвинить. Хотя меня, пожалуй, и можно было бы, поскольку я был селенитом в третьем поколении. У меня не было особой любви к определённому месту на Терре, мне там не нравилось, и я презирал земляных червей. Всё это делало меня большим патриотом, чем все остальные селениты.

Старая китайская мудрость гласит: «Рыбы не знают, что живут в воде». Я ни о чём таком не задумывался до того, как в первый раз попал на Терру. Вайо и её товарищи попытались давить на патриотизм и ни к чему не пришли. Они потратили годы на свою работу, а в итоге — организация из нескольких тысяч членов, менее одного процента населения, и почти десять процентов этого мизерного количества — шпики на жалованье у шефа Охранки.

Проф сформулировал всё это очень чётко: «Легче заставить людей ненавидеть, чем любить».

К счастью, руку помощи нам протянул сам шеф Охранки Альварес. Вместо девяти погибших охранников он завёл девяносто новых. Когда Администрацию вынудили принять меры, пошла она на это весьма неохотно, поскольку это означало, что придётся тратить на нас деньги, и потому одна глупость тянула за собой другую.

Раньше, даже в самом начале, у Надсмотрщика никогда не было много охранников. Тюремная охрана в её историческом смысле была абсолютно не нужна. Дешевизна была одной из привлекательных сторон использования для наказания системы колоний. Конечно, приходилось охранять Надсмотрщика и его заместителя, но сама тюрьма, как таковая, в охранниках нужды не испытывала. К маю 2075 года число охранников было сокращено до минимума, всех их набирали из тех, кого недавно выслали на Луну.

Одна глупость привела к другой. Вместо того чтобы набрать новых охранников среди людей, которых недавно выслали на Луну, сюда прислали штрафников из элитных войск, первоклассных миротворцев Федерации Наций. Они были жестоки и озлоблены; отправляться на Луну им не хотелось, и очень скоро до них дошло, что временная полицейская акция обернулась для них путешествием в одну сторону. Они возненавидели и Луну и селенитов и видели в нас источник всех своих бед.

Как только Альварес заполучил их, он установил посты с круглосуточным дежурством на каждой из междугородних станций подземки и ввёл паспортный контроль. Если бы на Луне существовали законы, то все его действия были бы незаконными, поскольку девяносто пять процентов нашего населения теоретически были свободны: либо были рождены на Луне, либо отбыли свой срок.

Однако единственными законами у нас были распоряжения Надсмотрщика. Через газеты было объявлено, что нам даётся неделя сроку на то, чтобы получить паспорта. И однажды утром, ровно в восемь ноль-ноль, это распоряжение вступило в силу. Законопослушные граждане заполнили бланки, уплатили денежный сбор, сфотографировались и получили паспорта. По совету профа я тоже повёл себя как хороший мальчик: заплатил за паспорт и приложил его к пропуску, который использовал для прохода на работу в Комплекс.