Фрайдэй - Хайнлайн Роберт Энсон

— И никаких, — размышляя одновременно, что бы это могло значить. Мы оба надулись и напустили на себя упрямый вид.

Человек по имени Морри посмотрел на меня, потом на Жоржа и вздохнул. — К черту. Можешь идти с нами, сестренка. Только держи рот закрытым и не путайся под ногами.

Примерно через шесть пропускных пунктов — на каждом из которых меня пытались оттереть в сторону — нас ввели в зал для приемов. Моим первым впечатлением от Вождя Конфедерации Джона Тамбрила было то, что он оказался выше, чем я думала. Потом я решила, что это могло быть из-за того, что на нем нет этого головного убора. Вторым впечатлением было то, что он выглядел еще некрасивее, чем в фильмах, на карикатурах и на экранах терминалов — и это ощущение осталось. Как многие другие политики до него, Тамбрил превратил особое, индивидуальное уродство в политическое преимущество.

(Неужели чтобы стать главой государства, необходимо быть уродом? Вспоминая историю, я не могу найти ни одного симпатичного мужчины, который далеко продвинулся в политике, пока не добираюсь до Александра Македонского… а у него было с чего начинать: его отец был императором.)

Как бы то ни было, «Крикун» Тамбрил выглядел как лягушка, которая пытается стать жабой, и это у нее почти получается.

Вождь прочистил горло. — Что она здесь делает?

Жорж быстро сказал:

— Сэр, у меня есть одна очень серьезная жалоба! Этот человек — этот человек, — он указал на пожирателя зубочисток, — пытался разлучить меня с моей дорогой сестрой! Ему следует сделать замечание!

Тамбрил посмотрел на Морри, потом на меня, снова на своего подчиненного. — Это правда?

Моррис заявил, что он не пытался этого сделать, но даже если бы и пытался, то потому, что думал, что таков был приказ Тамбрила, но в любом случае он думает, что…

— Вы не должны думать, — распорядился Тамбрил. — Я поговорю с вами позднее. И почему вы заставляете ее стоять? Найдите стул! Неужели я один должен за всех здесь думать?

Как только меня усадили, Вождь снова обратил свое внимание на Жоржа. — Вы сегодня совершили Храбрый Поступок. Да, сэр. Очень Храбрый Поступок. Великий Народ Калифорнии Гордится тем, что вырастил Сыновей Вашего Калибра. Как ваше имя?

Жорж назвался.

— «Пэйролл» — это Гордое Калифорнийское Имя, мистер Пэйролл; оно золотыми буквами вписано в нашу Славную Историю, от ранчеро, которые свергли Испанское Иго, до Храбрых Патриотов, которые свергли Иго Уолл-стрита. Не возражаешь, если я буду звать тебя Джордж?

— Нет, пожалуйста.

— А ты зови меня «Крикун». Это Великий Триумф Нашей Великой Нации, Джордж: Мы Все Равны.

Я внезапно сказала:

— Относится ли это к искусственным людям, Вождь Тамбрил?

— А?

— Я спросила об искусственных людях; как те, которых делают в Беркли и Дэвисе. Они тоже равны?

— Гм… маленькая леди, вам не следует перебивать, когда говорят старшие. Но отвечу на ваш вопрос: Как может Человеческая Демократия быть применима к созданиям, которые Не Являются Людьми? Может ли, по-вашему, голосовать кот? Или машина «Форд»? Говорите.

— Нет, но…

— Вот так-то. Все Равны и Все голосуют. Но нужно где-то провести черту. А теперь заткнись, черт побери, и не перебивай, когда говорят умные люди. Джордж, то, что ты сделал сегодня — если бы этот идиот пытался убить меня — а он не пытался, помни об этом — ты не смог бы вести себя так, чтобы это лучше соответствовало Героическим Традициям Нашей Калифорнийской Конфедерации. Я Горжусь Тобой!

Тамбрил встал и вышел из-за стола, сцепил руки за спиной и начал прохаживаться — и я увидела, почему он казался выше, чем когда я видела его снаружи.

Он использовал что-то типа детского стульчика на высоких ножках, или, возможно, платформу. Когда он стоял без всяких обманных штучек, он был мне примерно по плечо. Казалось, он думает вслух на ходу. — Жорж, в моей официальной семье всегда есть место для человека твоей храбрости. Кто знает? — может настать день, когда ты сможешь спасти меня от преступника, который на самом деле захочет повредить мне. Я имею в виду иностранных агентов; мне нечего бояться Верных Патриотов Калифорнии. Они все любят меня за то, что я сделал для них, пока занимаю Восьмиугольный Кабинет. Но другие страны завидуют нам; они завидуют нашему Богатому, Свободному и Демократичному образу жизни, и иногда тлеющая ненависть вспыхивает насилием.

Он на секунду остановился, склонив голову, в священном поклонении чему-то. — Есть Цена Привилегии Служить, — торжественно сказал он, — но Цена, которую, со Всей Покорностью, нужно платить Радостно. Джордж, скажи мне, если тебя призовут отдать Последнюю Высшую Жертву, чтобы мог жить Глава твоей страны, стал бы ты колебаться?