Пасынки Вселенной - Хайнлайн Роберт Энсон

Джо-Джим вернул нож в ножны.

— Клади его, Бобо, — велел Джим.

— И дверь закрой, — добавил Джо. — Ну, что притащил?

Это оказался молодой человек, похоже, мертвый, хотя ран на нем не было. Бобо погладил его по бедру.

— Съедим? — с надеждой спросил он. Слюна сползла из его приоткрытого рта.

— Возможно, — уклонился Джим. — Ты убил его?

Бобо потряс своей несоразмерно маленькой головой.

— Молодец, Бобо, — одобрил Джо. — Куда ты ему попал?

— Бобо попал ему туда, — микроцефал^[5] ткнул безжизненное тело толстым большим пальцем между пупком и грудиной.

— Хороший удар, — одобрил Джо. — Не хуже, чем мы могли бы ударить ножом.

— Бобо хороший удар, — радостно согласился гном. — Хочешь посмотреть? — Он с готовностью вытащил рогатку.

— Заткнись, — беззлобно сказал Джо. — Нет, мы не хотим смотреть; мы хотим, чтобы он заговорил.

— Бобо чинить, — согласился коротышка и приступил к делу с простодушной жестокостью.

Джо-Джим оттолкнул его и применил другие методы, болезненные, но значительно менее опасные, чем методы карлика.

Молодой человек вздрогнул и открыл глаза.

— Съедим? — повторил Бобо.

— Нет, — сказал Джо.

— Когда ты последний раз ел? — спросил Джим.

Бобо затряс головой и стал тереть живот, изображая, что это было очень, очень давно. Джо-Джим подошел к шкафчику и вытащил кусок мяса. Джим понюхал, а Джо сморщил нос и отвернулся. Джо-Джим бросил мясо Бобо, который с восторгом поймал его на лету.

— А теперь убирайся, — приказал Джим.

Бобо рысью метнулся прочь, закрыв за собой дверь. Джо-Джим повернулся к пленному и слегка пнул его.

— Говори, — сказал Джим. — Кто ты, Хафф тебя раздери?

Молодой человек затрясся, схватился за голову, а потом, казалось, пришел в себя, потому что вскочил на ноги, двигаясь неуклюже из-за низкого веса этого уровня, и потянулся за своим ножом.

Ножа на поясе не было.

Джо-Джим вытащил свой нож и стал поигрывать им.

— Веди себя хорошо, и тебя не тронут. Как тебя зовут?

Молодой человек облизал губы, глаза его обшаривали комнату.

— Говори, — потребовал Джо.

— Чего с ним возиться? — спросил Джим. — Я бы сказал, он только на мясо годен. Лучше позовем Бобо назад.

— Некуда спешить, — ответил Джо. — Я хочу поговорить с этим. Как тебя зовут?

Пленник снова взглянул на нож и пробормотал:

— Хью Хойланд.

— Это нам ни о чем не говорит, — заметил Джим. — Кем ты работаешь? Из какой ты деревни? И что ты делал в стране мутов?

Но на этот раз Хойланд молчал. Даже от укола ножом под ребра он только закусил губу.

— Ерунда все это, — сказал Джо. — Он просто тупой крестьянин. Брось его.

— Прикончим?

— Нет. Не сейчас. Пусть посидит взаперти.

Джо-Джим отпер крохотный закуток и, поигрывая ножом, загнал туда Хью. Потом запер дверь и вернулся к игре.

— Твой ход, Джим.

Каюта, где оказался Хью, была погружена в темноту. Мало-помалу он убедился, передвигаясь на ощупь, что кроме гладких стальных стен и прочной, надежно запертой двери внутри нет ничего. Тогда он лег на пол и предался бесплодным размышлениям.

Времени для раздумий у него было более чем достаточно; не один раз он погружался в сон и просыпался. Наконец его совсем измучил голод; еще сильнее хотелось пить.

Когда Джо-Джим вспомнил о пленнике и открыл дверь темницы, он не сразу увидел Хойланда. Много раз тот планировал, что сделает, когда придет его звездный час, но когда это случилось, он оказался негоден к употреблению. Джо-Джим выволок его наружу.

От бесцеремонного обращения Хью немного пришел в чувство. Он сел и огляделся.

— Готов говорить? — спросил Джим.

Хойланд открыл рот, но не смог произнести ни звука.

— Ты что, не видишь, что он пересох и не может слова сказать? — бросил Джо близнецу. Потом обратился к Хью: — Пить дадим — говорить будешь?

Хойланд сначала не понял, потом энергично закивал.

Через минуту Джо-Джим вернулся с кружкой воды. Хью жадно напился, помедлил, потом, кажется, приготовился повторить.

Джо-Джим отобрал у него кружку.

— Пока достаточно, — сказал Джо. — Расскажи нам о себе.

Хью рассказал все. Во всех подробностях, с небольшими понуканиями.

Участь раба Хью воспринял без особого сопротивления и душевного волнения. Слово «раб» не входило в его словарный запас, но такое положение было для него обыденным. Всегда были те, кто отдавал приказы, и те, кто их исполнял, — другого он не мог себе представить. Такова жизнь.