Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима) - Кинг Стивен

Они возвращались из Портленда по 295-ой всего лишь чуть позднее одиннадцати. Огни "ситроена" четко прорезали темноту.

Они обсуждали фильм, но осторожно, как люди, которые выясняют вкусы друг друга. Потом ей пришел в голову тот же вопрос, что и матери:

- Где вы остановились? Вы сняли что-нибудь?

- На третьем этаже в "Комнатах Евы".

- Но это ужасно! Там, наверное, стоградусная жара! [по Фаренгейту; +38 по Цельсию]

- Я люблю жару. Когда жарко, мне хорошо работается. Раздеться до пояса, включить радио и выпить галон пива. Получается по десять страниц в день. А уж в конце дня выйти на порог, на ветерок... божественно.

- И все-таки... - она сомневалась.

- Я подумывал снять Марстен Хауз, - осторожно начал он. - Даже наводил справки. Но он продан.

- Марстен Хауз? - она недоверчиво улыбнулась. - Вы перепутали.

- Ничуть. На первом холме к северо-западу. Брукс-роуд.

- Продан? Бога ради, кому?..

- Хотел бы я знать. Мне говорят время от времени, что у меня винтиков не хватает - а ведь я собирался только снять его. Агент ничего мне не сказал. Это, кажется, мрачная тайна.

- Может, кто-нибудь со стороны хочет сделать из него дачу, предположила она. - Кто бы он ни был, он сошел с ума. Одно дело - обновить поместье, но это место необновляемо. Дом развалился еще когда я была ребенком. Бен, почему вам вздумалось снимать его?

- Вы были когда-нибудь внутри?

- Нет, только заглядывала в окно. А вы были?

- Да. Один раз.

- Жуткое место, правда?

Они замолчали, думая о Марстен Хаузе. Это воспоминание не было окрашено пастелью ностальгии, как прочие. Скандал и насилие, связанные с домом, случились раньше, чем родились они оба, но у маленьких городков долгая память.

История Губерта Марстена и его жены Бидди служила городу "скелетом в подвале". В двадцатые годы Губи был президентом большой грузоперевозочной компании, которая, по слухам, после полуночи переключалась на более доходную деятельность, переправляя канадское виски в Массачусетс.

Разбогатев, в 1928 году он перебрался с женой в Салем Лот, и в крахе биржи 1929-го потерял большую часть своего состояния (даже Мэйбл Вертс не знает, сколько именно). Следующие десять лет Марстен с женой прожили в своем доме как отшельники. Видели их только по средам, когда они приезжали за покупками. Ларри Маклеод, тогдашний почтальон, сообщил, что Марстены выписывали четыре газеты: "Сэтеди Ивнинг Пост", "Нью-Йоркер" и толстый журнал под названием "Поразительные истории". Раз в месяц приходил чек из Массачусетса. Сквозь конверт Ларри разглядел, что это чек.

Ларри и нашел их летом 1939-го. Невостребованные газеты и журналы забили их ящик доверху, и Ларри отправился к Марстен Хаузу, намереваясь оставить их у передней двери.

Начинался август, и трава на Марстеновском переднем дворе поднялась ростом с теленка. Жимолость густо оплела западную стену, и толстые шмели лениво гудели над восково-белыми цветами. В те дни дом еще выглядел красиво.

На середине дорожки, как пересказывали затаив дыхание каждому новому члену Дамского благотворительного общества, Ларри почувствовал нехороший запах - как от испорченного мяса. Почтальон постучал в парадную дверь и не получил ответа. Он заглянул в замочную скважину, но ничего, кроме густой темноты, не увидел. К счастью для себя, он не вошел, а отправился вокруг дома, к задней двери. Там пахло сильнее. Ларри обнаружил, что задняя дверь незаперта, и шагнул в кухню. Бидди Марстен лежала в углу, половина ее головы была снесена в упор пулей тридцатого с чем-то калибра.

("Мухи, - всегда провозглашала в этом месте Одри Герси, - Ларри рассказывал, что кухня кишела мухами. Они жужжали кругом, садились на... вы понимаете, на что, и опять взлетали. Мухи".)

Ларри Маклеод повернулся и отправился обратно в город. Он разыскал Норриса Варни - тогдашнего констебля, еще трех-четырех человек, и они отправились на двух машинах в Марстен Хауз.

До сих пор никто из городка не посещал дом. А там было нечто невообразимое. Дом Губерта Марстена оказался нагромождением самых неожиданных и диких предметов, переплетением узких извилистых дорожек между желтеющими кучами газет и журналов и связками роскошных, переплетенных в кожу книг. Полные издания Диккенса, Скотта и Мэритета реквизировала для публичной библиотеки Джерусалемз Лота предшественница Лоретты Старчер, и там эти книги оставались до сих пор.

Джексон Герси подобрал и принялся перелистывать "Сэтеди Ивнинг Пост" и нашел, к своему изумлению, долларовые бумажки, аккуратно приклеенные к каждой странице.

Норрис Варни обнаружил, как повезло Ларри, не решившемуся войти в парадную дверь. Дверная ручка оказалась привязанной к заряженному ружью, пристроенному на стуле против двери так, чтобы наверняка убить вошедшего.

Были и другие ловушки, хотя и не столь смертоносные. Связка газет весом в сорок фунтов висела над дверью столовой. Одна из ступенек лестницы была подпилена и могла стоить кому-нибудь сломанной лодыжки. Скоро выяснилось, что Губи Марстен был не просто каким-то там чокнутым, а совершенным, классическим безумцем.

Его нашли в спальне на верхнем этаже, висящим на потолочной балке...

В детстве Сьюзен и ее подружки с наслаждением изводили друг друга этими историями, подслушанными из разговоров взрослых. Даже теперь, через восемнадцать лет, одна только мысль о Марстен Хаузе действовала на нее как колдовское заклинание, вызывая болезненно ясные образы девочек, скорчившихся в пустом деревянном сарае на заднем дворе у Эмми Роуклиф и слушающих, как Эмми рассказывает с жуткой выразительностью: "Лицо его все распухло, язык вывалился и торчал наружу, а на нем сидели мухи. Мама говорила миссис Вертс..."

- ...место.

- Что? Простите, - она вернулась к настоящему с почти физическим усилием. Бен уже сворачивал под въездную арку Салема Лота.

- Я говорю, что домишко с привидениями.

- Расскажите мне, как вы туда ходили.

Он добродушно рассмеялся и включил фары. Впереди лежала пустынная аллея, обсаженная соснами и елями.

- Это началось как детская забава. Вспомните, это ведь был 1951-й, и детишки еще не научились нюхать бензин из кульков, а ведь чем-то они должны были заниматься. Я много играл с ребятишками из Угла... так еще называют Южный Салем?

- Да.

- Особенно с Дэви Баркли, Чарли Джеймсом - его все звали Сынок, Гарольдом Робертсоном, Флойдом Тиббитсом...

- С Флойдом? - вздрогнула она.

- Да, а вы его знаете?

- Я его уже забыла, - сказала она и, боясь, что голос ее выдаст, заторопилась продолжить: - Сынок Джеймс здесь, у него бензозаправка на Джойнтер-авеню. Гарольд Робертсон умер. Лейкемия.

- Они старше меня года на два. У них был клуб. Закрытый, разумеется. Только Кровавые Пираты, и не меньше трех рекомендаций для вступления. - Он хотел говорить легко, но в его голос пробилась старая горечь. - А я был упрямый. Единственная вещь на свете, к которой я стремился... по крайней мере, в то лето... - это стать Кровавым Пиратом. В конце концов они смилостивились и назначили мне испытание, которое Дэви придумал на месте. Мы все отправлялись к Марстен Хаузу, а я должен был войти и принести что-нибудь изнутри. Как добычу. - Он издал смешок, но во рту у него пересохло.