Истории Хейвена (Томминокеры - 2) - Кинг Стивен

Сейчас телевизор был выключен, и Джо болезненно сказал:

- Я думал, ты все для меня приготовила.

- Пожалуй, ты знаешь, как включить этот проклятый телевизор, - сказала Бекка, говоря со своим мужем в последний раз.

Джо поднял брови. Он подумал, как бы ее обозвать, но решил не связываться. Старая жирная кобыла, которая нашла себя в том, чтобы поддерживать порядок в доме и убивать время.

- Пожалуй, - сказал Джо, говоря со своей женой в последний раз.

Он нашел кнопку, включающую "Сони", и более двух тысяч вольт ударили его, переменный ток, который усилился, переключился на смертоносный постоянный и затем снова усилился. Его глаза широко раскрылись, выпучились и затем лопнули, как виноградины в микроволновой печи. Он начал ставить кварту пива на телевизор рядом с Иисусом. Когда ударил ток, его рука сжалась и раздавила бутылку. Осколки коричневого стекла вошли в пальцы и в ладонь. Пиво вспенилось и побежало. Оно ударилось о телевизор (его пластик уже покрылся пузырями) и превратилось в пар, пахнувший дрожжами.

- Эээээооооооаррррхммммммм! - крикнул Джо Полсон. Его лицо начало чернеть. Голубой дым валил от его волос и глаз. Его палец прирос к кнопке "Сони".

В телевизоре вдруг появилась картинка. Это был Дуайт Гуден, пропускающий дикий бросок, делая Джо Полсона богаче на сорок долларов. После щелчка показались он и Нэнси Восс, переплетясь на полу почтового офиса на подстилке из каталогов. Новостей Конгресса и рекламы страховых компаний, говорящей, что вы можете получить всю требуемую сумму, даже если вам за шестьдесят пять, в вашу дверь не войдут никакие кредиторы, не требуется никаких проверок здоровья, ваши любимые могут быть защищены за несколько пенни в день.

- Нет! - вскрикнула Бекка, и картинка снова переключилась. Теперь она видела Мосса Харлингена за поваленным деревом, взявшего своего отца на прицел и мурлыкающего: не тебя, Эм, не сегодня. Щелкнуло, и она увидела мужчину и женщину, копающих землю в роще; женщина за рулем чего-то, слегка похожего на вагонетку и слегка - на что-то из мультфильма Руба Голдберга, мужчина замыкает цепь вокруг пня. За ними выступал из земли огромный тарелкообразный объект. Он был серебристым, но тусклым; местами на нем горело солнце, но мерцания не было.

Одежда Джо Полсона вспыхнула пламенем.

В комнате запахло кипящим пивом. Трехмерное изображение Иисуса задрожало и взорвалось.

Бекка пронзительно вскрикнула, поняв, что, как бы то ни было, все это она, она, она, и она убила своего мужа.

Она подбежала к нему, схватила за руку.., и подключилась к цепи.

Иисус, Иисус, спаси его, спаси меня, спаси нас обоих, - думала она, когда электричество вошло в нее, вздернув ее на носки, как балерину на пуантах. И в ее мозгу возник взбешенный кудахтающий голос, голос отца: дура ты, Бекка! Страшная дура! Всегда и всему тебя учи!

Задняя панель телевизора, которую она прикрутила после того, как закончила свои добавления, вылетела с мощной голубой вспышкой. Бекка упала на ковер, увлекая за собой Джо. Джо уже был мертв.

Когда тлеющие обои позади телевизора подожгли ситцевые занавески, Бекка Полсон тоже была мертва.

Глава 3

ХИЛЛИ БРАУН

1

Знаменательный день, когда Хиллман Браун проделал свой наиболее впечатляющий фокус в качестве фокусника-любителя - единственный фокус за всю свою карьеру фокусника-любителя, приходился на воскресенье, 17 июля, как раз за неделю до взрыва Хэвенской ратуши. То, что Хиллману Брауну еще ни разу не удавалось проделать столь впечатляющий фокус, - неудивительно. Ведь и было-то ему всего десять лет.

Его имя было, кстати говоря, девичьей фамилией его матери, которая принадлежала к тем самым Хиллманам, что поселились в Хэвене, когда еще город звался Монтгомери; и хотя Мэри Хиллман без всяких сожалений превратилась в Мэри Браун - как никак, брак по любви! - ей хотелось сохранить это имя, да и муж согласился. Однако, не проведя и недели в доме, новорожденный для всех стал просто Хилли.

Он рос довольно нервным ребенком. Отец Мэри, Ив, говаривал, что его нервы чувствительны, как кошачьи усы, и что малыш промчится всю свою жизнь как угорелая кошка. Для Мэри и Брайена это сообщение было не из приятных, но, еще на первом году жизни Хилли оно век принималось как непреложный факт. Некоторые дети находят особое удовольствие в покачивании колыбельки; а некоторые - в икании большого пальца. Хилли раскачивал свою колыбельку почти постоянно (при этом заливаясь злобным плачем) и непрерывно сосал оба больших пальца, - причем сосал их столь усердно, что на них выступили болезненные волдыри к тому моменту, когда Хилли исполнилось восемь месяцев.

- Теперь-то он перестанет, - доверительно сообщил им доктор Лестер, осмотрев волдыри, покрывавшие большие пальцы.., волдыри, над которыми Мэри плакала, как над своими собственными. Но Хилли не перестал. Его стремление к комфорту пересиливало боль от кровоточащих пальцев. Со временем волдыри превратились в жуткие мозоли.

- Всю жизнь промчится как угорелая кошка, - пророчествовал, бывало, его дедушка, если подворачивался собеседник (и даже, если таковой не подворачивался; шестидесятитрехлетний Ив Хиллман был прилипчив, как банный лист). - Кошачьи усы вместо нервов, ох! Он заставит попрыгать папочку и мамочку; для Хилли это раз плюнуть.

Да уж, Хилли заставил их попрыгать. По обеим сторонам дорожки, ведущей к жилищу Браунов, стояли деревянные колоды, привезенные Брайеном по настоянию Мэри. На каждую колоду водрузили по клумбе, где и развели цветы и другие растения. В один прекрасный день, когда Хилли было года три, он выбрался из кроватки, где ему предлагалось поспать ("Почему я должен спать, мам?") спросил Хилли. "Потому, что мне надо отдохнуть, Хилли", - ответила его измученная мама), вылез из окна и перевернул все двенадцать клумб. Когда Мэри увидела, что натворил Хилли, она безутешно разрыдалась, совсем как в то время, когда кровоточащие волдыри покрывали его пальчики. При виде ее слез Хилли тоже разревелся (при этом не выпуская оба больших пальца изо рта; но до сих пор не оставил привычку сосать их). Он-то ведь перевернул все клумбы и колоды без всякого злого умысла; просто в тот момент, эта затея показалась ему заслуживающей внимания.

- Ты за ценой не постоишь, Хилли, - сказал тогда его отец. Как в воду глядел. И ведь это было задолго до того знаменательного дня 17 июля 1988-го.

Далее, в возрасте пяти лет, Хилли предпринял катание на санках с обледеневшего спуска; в тот декабрьский денек его вынесло прямо на шоссе. Ему просто не приходило в голову, как он уверял несколько минут спустя свою еле живую от страха мать, что кто-то может проезжать по Дерри Роад; он просто скользил по ледяной дорожке, выходившей прямо на шоссе; так что остается только удивляться, как быстро его снегокат проскочил спуск и оказался на дороге. Мэри видела, как громоздкий бензовоз прогрохотал вниз по девятому шоссе; тут она окликнула Хилли так громко, что в течение последующих двух дней ей пришлось перейти на шепот. В то вечер, теребя Брайена за руку, она рассказывала, что уже видела могильный холмик их сыночка на местном кладбище, - ясно видела и могильную плиту с надписью: