Скифы - Никитин Юрий Александрович

Скиф прикидывал расстояние до своих, присматривался к оставленным ночлегам сколотов, и получалось, что главные силы, как и прежде, находятся от персов на расстоянии однодневного перехода верхом. И разрыв не уменьшался, хотя персы от раннего утра до вечера проходили до двухсот стадий.

Однажды скифа вновь позвали к царю.

– Что это? – спросил Дарий.

Внизу прямо из-под колесницы до самого горизонта простиралась беспредельная водная гладь.

– Что это? – повторил Дарий свой вопрос.

Бесполезно было ждать ответа от грека Коэса или пленного скифа – они замерли на утесе, удивленные не меньше царя. Тот молча и сосредоточенно смотрел вдаль[27]…

Второй месяц его войско без отдыха гонит скифов. Стада баранов и лошадей тают. Среди войска раздор и грабежи. Пусть постоит здесь, на берегу, пополнит охотой запасы мяса, насушит рыбы.

Старый скиф исполнил свое намерение, когда царские глашатаи объявляли волю Дария о десятидневной стоянке.

Толпа плотно окружила глашатаев, не протолкнуться, и скиф постепенно удалялся от своего стража. Тщетно тот пытался развернуть коня среди массы верховых и пеших, чтобы уследить за маневрами пленника, и в конце концов потерял старика из виду. А тот, отсидевшись в кустах, выехал в степь. Скакал и днем и ночью, пока на берегу Танаиса встретился ему табун низкорослых разномастных сколотских лошадей. Напряженность последних дней оставила его. Вялость в мускулах, острое ощущение голода.

Какой-то человек в греческой рубахе, подвязанной шелковым шнурком, сидел, утопая в траве, и что-то чертил тоненькой палочкой на деревянных досточках. Рядом, небрежно брошенные, лежали сумка, несколько рыб, кусок сыра, небольшая амфора.

У беглеца задрожали руки. Сполз на животе с лошади и подошел к незнакомцу.

– Кто ты, человек?

Рисовальщик от неожиданности опрокинул пузырек, коричневая жидкость расползлась по зеленой траве.

– Я Диамант из Ольвии. А ты, старик?

– Я старейшина Басадос из племени катиаров, был в плену у персов.

– Что ты увидел там? Ты голоден? Ешь.

Пока старик чавкал за спиной, Диамант увлекся мечтой о том времени, когда слава о его рисунках прогремит на весь Понт Эвксинский – от Тираса до Византия и Трапезунда, Эллинским морем поплывет к берегам Либии[28] и Азии. Он терпеливо будет ждать мгновения, когда Орфей вдохновит его, и крик радости услышат на всей земле: «Нашел! Посмотрите сюда, я нашел утерянную людьми тайну – изображение пространства!» Чувствовал: это вот-вот должно произойти. И именно среди этих степей и чащ с прозрачным воздухом.

– Ты видел греческие города, уважаемый? Их дворцы и скульптуры?

– Города – это гибель сколотов.

– Высоким стилем слов своих ты напоминаешь греческих риториков. Я тебя не замечал раньше.

– А золото ничего не значит, – продолжал Басадос. – Золото тяжелое, много золота не возьмешь на повозку. Его надо прятать в городах, ограждать стеной. Сидеть на месте и стеречь. Это будет наша гибель. Ты видел Дария?

– Нет, не видел никогда.

– А я насмотрелся на все семьдесят семь племен, которые привел Дарий. Они скоро побегут от сколотов. Им не одолеть нас. До тех пор пока мы не имеем городов, пока, подобно солнцу, в постоянном движении, до тех пор мы свободны и не подвластны никому, как само солнце. Землепашцы, которые живут над Борисфеном, вынуждены давать нам хлеб и шкуры. Потому что не могут оставить свои селения и уйти подальше.

– Если кто и победит царя Дария, то это будут греческие полисы, мудрый скиф.

– Какие полисы – те, которые меняют властителей так часто, как мы пастбища?

– Ты говоришь об ионийцах! Но великая Эллада свободна и сейчас.

– Я не знаю Эллады. Я знаю греков над Понтом Эвксинским и на побережье Анатолии. Кому они подвластны теперь, ионийцы?

– Ионийцы – Дарию.

– А до него?

– Киру.

– А до того?

– Крезу.

– Вот так! Твое племя поселилось в городах над морями и ради них готово терпеть кого угодно.

– Я тебе говорю, только греческие полисы победят персов. Города свободных граждан, где каждый знает, что защищает! Ионийцы еще покажут себя. Они вынуждены сегодня покоряться Дарию, но придет время… – больше самому себе, чем Басадосу, говорил Диамант.

Он приставил рисунки к дереву и, приседая, отходя дальше и опять приближаясь, закрывая то один, то другой глаз, всматривался, быстро переводил взгляд на табун и все думал, чего же не хватает его рисункам.

Тем временем старейшина Басадос ехал по дубраве к палаткам сколотских царей.

В том месте, где Танаис впадает в Меотиду, Скопасис и Пата, не дождавшись гонца от Иданфирса, собирались пойти вдогонку основному войску.

Оружейник Аспак выехал за лагерь.

– Хо! Хо! – покрикивали объездчики. Лошади косили глазом, жались друг к другу, а савроматы доставали овес из кожаных сумок, приманивали. Более податливых ласками приучали к рукам, прыгали на спину, и начиналась бешеная гонка в степи.

– Если мой брат владеет мечом и луком так же, как приручает лошадей, то можно положиться на него в бою, – улыбнулся Аспак.

Со взмыленного трехлетки спрыгнула знакомая девушка-воин.

– Ну, ну, ну… – спокойно приговаривала она, водила рукой по гриве, по горбоносой морде, а лошадь перебирала дрожащими ногами, порывисто дышала и уже прислушивалась к нежному голосу человека, который мог быть непреодолимо твердым, как вот накануне, когда гонял ее по полю, вцепившись в гриву, и никакими увертками не сбросить его.

– Мой брат… – продолжал Аспак.

Но девушка, осторожно надевая на лошадь сбрую, сказала тихо и спокойно:

– Мое имя Опия.

– Когда Опия научилась так ездить верхом?

– Сразу же, как увидела солнце, сидела на коне. Когда мои пальцы научились хватать, в них была стрела.

Аспак опешил после такого ответа.

Он подъехал той стороной, где к его седлу была подвешена белая чаша из черепа убитого перса и вился на узде платок-скальп. Опия искоса взглянула на чашу, и Аспак выпрямился в седле, пальцами коснулся бородки, погладил ее, перебирая мягкие волосы.

Лошади шли медленно. Из-за леса взвился орел и закружил над войском, высматривая, чем бы поживиться. Аспак вынул стрелу и быстро наложил на тетиву лука. Но Опия схватила за руку.

– Нельзя даже целиться в орла. Орел – дитя Солнца. Ты принесешь беду. Разве сколот не знает?

– Не ведаю обычаев савроматских, – опустил лук, всматриваясь в черные глаза Опии. – Сколоты сами дети богов. Первый человек на земле был сыном всемогущего Папая и змееногой Апи – дочери Борисфена. Имел он троих сыновей. От среднего пошел наш род катиаров и траспы. От старшего – род авхатов. Младший породил паралатов. Давно это произошло, но так было.

– А скажи, сколоты равны между собой?

– Если не знаешь, я расскажу. Так постановили боги – в военных походах мы подчиняемся царю паралатов Иданфирсу.

– Паралаты – это род младшего брата?

– Ты хорошо слушаешь, Опия! Три брата отдыхали на берегу Борисфена, когда с неба упали золотые плуг, ярмо, топорик и чаша. Увидел старший брат и пошел за ними, но золото начало гореть. Тогда пошел средний – золото опять вспыхнуло. Но когда подошел младший, оно потухло. И он взял золотые подарки, а старшие братья передали ему власть над собой. Такой была воля Папая. А что это за звери в твоей гривне?

– Львицы. Самые сильные животные. Наши охотники привозили шкуры львиц из предгорий Кавказа. Око львицы оберегает от вражеской стрелы. А расскажи мне еще о сколотских племенах.

– Авхаты, потомки старшего брата, издавна пашут землю, сеют пшеницу, просо, ячмень, коноплю. Это для авхатов боги послали на землю плуг. Прочим трем племенам боги завещали ярмо. Было время, катиары, траспы и паралаты кочевали от Пораты до Сиргиса[29], поделив степь. Затем траспы занялись ремеслами и осели. Они делают для остальных сколотов оружие, украшения и телеги. Мое племя катиаров и паралаты кочуют, как и прежде, разводят скот, выделывают кожу, шьют из нее куртки, штаны, обувь. Стрижем овец и запасаемся шерстью, валяем войлок. Не столько для себя, но и для авхатов и траспов, за это вымениваем у одних хлеб, у других оружие, утварь. А теперь ты поведай о своем народе.

– Мать моя рассказывала о нашем племени, а ей рассказала ее мать. Женщины савроматов любят говорить об этом, а мужи слушают без интереса. Прабабки савроматов родом из Анатолии – это за Танаисом, далеко на полдень, за высокими кавказскими горами, их можно обойти только морем. Греки воевали с ними и взяли в плен три корабля савроматок. Но на Понте Эвксинском пьяных греков женщины перебили. Не умели они управлять кораблями, ветер и волны понесли женщин через пролив в Меотиду. И выбросило их на берег. Там небо послало им диких коней, женщины переловили их и поехали в степь, где встретили стойбища сколотов…