Карточный домик. США глазами фантастов - Корнблат Сирил

— Некоторые возражают, — сказал я. — Они понимают, что попались.

Я открыл его анкету и, поглядывая на него, прочел описание. Оно довольно точно отвечало его внешности.

— Ну, а теперь несколько вопросов, — сказал я.

— С вашего разрешения я сяду.

— Вы больны? Не можете стоять? Вам нужно отдохнуть?

— Ничего подобного, — сказал он. — Просто я предпочитаю сидеть, когда со мной разговаривают.

— Если вы очень больны, то, возможно, мы сумеем поместить вас в категорию получающих полную компенсацию. Никакой разницы для вас и больше денег для нас, — сказал я.

— Я не болен. Просто у меня угнетенное настроение. Впрочем, для вас это не составляет никакой разницы.

«Для вас» он почти выкрикнул. Без этой угрюмой враждебности дело никогда не обходится. И если извлекать из нее удовольствие, ее можно считать только плюсом. Я так и считаю. Отлично уточняет наше положение по отношению друг к другу. Ненависть означает страх и уважение, а я люблю, когда меня боятся и уважают.

Он сел на старый стул посредине комнаты. Проеденная молью обивка, ощущение крохотной ползающей жизни под ветхой кожей и так далее. Он закурил сигарету и выбросил спичку в окно.

— Нет, — сказал я, — никаких сигарет.

— Простите, не понял.

— Я не люблю, когда курят, — сказал я. — И люди в моем присутствии не курят. Во всяком случае, люди, подающие заявления о пособии. Погасите ее.

— Нет.

— Выбросьте ее, — сказал я.

— Не выброшу, я люблю курить, — голос его стал визгливым.

— Чудесно, — сказал я. — Я ухожу. Мы проведем это по графе «взятые назад заявления».

Он уставился на меня. И понял, что я говорю серьезно. Помедлив, он выбросил сигарету в окно.

— Так-то лучше, — сказал я.

— А ведь вы наслаждаетесь этим, верно?

— Чем?

— Властью. Агрессивным характером вашей работы, Она открывает перед вами определенные возможности, дает выход вашему…

— Хватит, — сказал я. — Анализ моего характера мне не требуется. И мы сразу покончим со всем, если вы не заткнетесь.

Поскольку он проиграл первый бой, вторая схватка не затянулась. Он опустил глаза.

— Профессиональное образование? — спросил я.

— Социолог, — сказал он.

— Ну конечно!

— Это же все есть в анкете, которую я вчера заполнил, — добавил он.

— Я уже вам сказал, что проводку здесь мое собственное обследование. Отдел приема заявлений и инспекционный отдел — вещи совершенно разные. Собственно говоря, для меня вы вообще не существуете, пока не докажете мне обратного. Почему вы подали заявление о пособии?

— Как вы думаете, почему? Я безработный.

— А на что вы жили до того, как подали заявление?

Он посмотрел на меня почти умоляюще.

— Я же все это уже объяснял, — повторил он. — Я же вам сказал.

— «Обследователь единолично решает правомерность и необходимость выдачи пособия. Отдел приема передает заявления обследователю для выяснения обстоятельств и вынесения заключения». Достаточно? Или процитировать дальше?

— Нет, — сказал он.

Наверное, вот тут я его и сломил. Он словно осел на стуле и весь ушел в себя, не замечая, что по рукам у него что-то ползает. С ним оказалось справиться легче, чем с большинством из них. Вспомнив его анкетные данные, я даже удивился. Однако, если учесть ситуацию в целом, именно они-то все и объясняли.

— Я пятнадцать лет работал в «Программе Бловелта», — сказал он. — С тех самых пор, как получил диплом. На прошлой неделе работы по «Программе» были прекращены, и я остался без средств к существованию.

«Программа Бловелта» была одним из тех маленьких мыльных пузырей, которые время от времени создает правительство, и служила основным источником средств существования для психологов и социологов. Даже я о ней слышал. Они занимались исследованиями генеалогии, видоизменением наследственных черт и так далее. В основном это сводилось к обработке архивных материалов и систематизации статистических данных. Но в прошлом году конгресс наконец решил, что будет проще и дешевле посадить их всех на пособие по безработице. Вот в эти-то крохотные рамки и укладывалась вся жизнь Стейнера. Никому не нужная. Абсолютно никому не нужная.

— Вы пытались найти другое занятие?

Это был удар ниже пояса. Ответ мог быть только один. Даже Стейнер знал это. Он выдавил из себя улыбку:

— Вы шутите? — сказал он.