Воспоминание об убийстве - Брэдбери Рэй Дуглас

Роби взглянул на старика и не сказал ни слова. В нем начинало вскипать холодное недовольство. Томас нагнулся, поднимая плащ и шпагу.

— Меня считали лучшим, и когда я проводил «веронику»… вот так и так… — Он закружился, показывая серию выпадов. — Публика взрывалась аплодисментами, и это было прекрасно.

Внезапно Томас нагнулся и быстро надел туфли вместо гуарачей, которые сбросил с ног.

— А сейчас… — вскричал старик, приближаясь к Роби.

— Мне бы увидеть сеньору Ликоне…

— Да-да, ту женщину, которая делает сахарные черепа. А вот и она сама.

Томас ткнул шпагой в сторону трибуны. Роби обернулся. И в тот же миг что-то вонзилось в его затылок!

— Начнем, сеньор!

Роби закричал, отпрыгнул в сторону и едва не упал. Он провел рукой по затылку и шее, и пальцы нащупали три маленькие иглы, к которым крепились тонкие ленты, трепетавшие на ветру, — красная, белая и зеленая. Выдернув иголки, Роби бросил их на песок.

— Что вы делаете?!

— О, вам стало интересно! — с усмешкой произнес старик. — Это бандерильи. Пики для шеи быка. Если вы были на корриде, то видели, как бандерильерос вонзают их в холку быка. То же самое сделал сейчас и я.

— Томас! Вы сошли с ума! — закричал американец, отступая назад.

Старик ударил его шпагой. Острие вонзилось в ногу. Клинок вошел в бедро и вышел. Упав на землю, Роби с ужасом посмотрел на кровь.

— Томас!

Старик склонился над ним, закрывая собой луну:

— А вы хотите узнать, что случилось сегодня вечером?

— Томас… — задыхаясь, прошептал упавший.

— Я пытался пристрелить вас на фиесте. Под остовом карнавального быка у меня был припрятан револьвер. Но вы избежали смерти, сеньор.

— Отведите меня к той женщине…

Задыхаясь, Роби жадно хватал ртом воздух. Он чувствовал тошнотворную боль.

— Нет никакой женщины, — со смехом ответил старик. — Но, может быть, вы хотите узнать, что случится завтра утром, сеньор? Завтра Целия начнет расспрашивать о вас. И окажется, что вы уехали из отеля. Уехали далеко-далеко! И ваши чемоданы исчезли из номера вместе с вами.

Роби попытался подняться.

— Давай вставай! — вскричал Томас. — Я встречу тебя хорошим ударом!

Роби попробовал ступить на раненую ногу. Боль обожгла его яростным огнем. Он покачнулся, но все же устоял.

— Вы сошли с ума! Положите шпагу, идиот!

— О нет, сеньор.

— Почему вы хотите убить меня?

— Потому.

Томас поправил берет на голове. Роби Киббер еще раз пошатнулся. Он уже с трудом выдерживал натиск боли. Перед глазами мелькали кровь, застывший лунный свет и чистое небо.

— Я буду кричать, — предупредил он старика. — Люди услышат меня и прибегут сюда.

— Вы не сделаете этого, сеньор, и не испортите нашу игру. Иначе я убью вас очень быстро. Всажу вам шпагу между глаз.

Роби задрожал. Он видел труп Дугласа в катакомбах. Происхождение странного отверстия в черепе стало понятным. То был след от шпаги тореадора. Так вот как умер Мак-Клар!

— Теперь мы продолжим нашу маленькую игру. Я буду величайшим тореадором в мире, а вы, сеньор, — быком. Я буду завлекать вас и уворачиваться от атак. А вам придется нападать на меня снова и снова. По ходу дела я начну подрезать вам руки и ноги. Затем последуют удары в грудь! Потом финальный выпад! И пусть луна насладится этим боем! Пусть звезды заполнят места на трибунах!

— Но что я вам сделал, Томас?

— Каждый день я видел, как вы входили в отель и выходили. И вместе с вами всегда была Целия. Но она наша женщина! Она не из ваших блудниц! — Старик стоял перед Киббером, высокий и гордый. — При свете солнца и луны вы гуляли с ней, смеялись и не обращали на меня никакого внимания. Каждый день, каждый божий день, я видел, как вы касались ее рук, шептали ей какие-то слова, и моя ненависть к вам становилась такой же большой, как к тому другому американцу. Он приехал в прошлом году. Он тоже гулял и смеялся с Целией. Жалкий янки. Турист-пропойца. Целия смотрела на него как на Бога. Как смотрит теперь на вас. Она не замечала старого Томаса. А ведь когда-то я был известен всей Мексике — от Оахаки до Гвадалахары и Монтеррея. Но теперь Томас старик. Он больше не может бегать по арене. Ни один бык уже не посмотрит на него. А женщина — тем более. Даже свиньи больше не уважают старого Томаса, а люди плюют на него. На старика, которого забодал какой-то бык…

Он сделал резкое движение рукой и приподнял рубашку. На коричневой коже, пересекая бок и часть живота, тянулся широкий белый шрам, который остался от бычьего рога.