Чужак в стране чужой - Хайнлайн Роберт Энсон

— Вот что значит цельность натуры! Нужно ответить, что идея очень привлекательная, это помогло бы Майку уменьшить потери от налогов, — ну и спросить, в каком объеме предусмотрено финансирование.

— Ты что, серьезно?

— Нет, а то ведь воспылавший надеждами жулик заявится сюда самолично, со всеми своими чадами и домочадцами. Но зато у меня появилась идея рассказа. К ноге!

Майкла фотография заинтересовала. Он грокал (теоретически) символическое значение такого письма и такой к нему иллюстрации, а потому изучал «омерзительную бабу» с не меньшим восторгом, чем самую красивую бабочку. Бабочки и женщины вызывали у Майкла колоссальный интерес, да и весь остальной грокающий мир тоже, мир его завораживал, Майкл хотел испить его во всей возможной полноте, огрокать его до предела.

Майкл понимал механические и биологические процессы, предлагавшиеся ему в этом и подобном письмах, Майкл настолько удивлялся, почему каким-то чужакам потребовалась его помощь в оплодотворении яиц? Он знал (но еще не огрокал), что земной народ превратил эту простую жизненную необходимость в ритуал, во «взращивание близости», отчасти сходное с ритуалом воды.

Ему очень хотелось все это огрокать.

Но он совсем не спешил. «Спешка» огрокиванию не поддавалась. Выбор нужного времени — это он понимал, и очень хорошо, но — исключительно в марсианском смысле; нужное время наступает только после выжидания. Майкл успел уже заметить, что люди лишены полного понимания времени, а потому ждут зачастую быстрее, чем мог бы позволить себе марсианин. Он не принимал этого близко к сердцу и, чтобы приноровиться к земным своим братьям, научился ждать быстрее — местами, это выходило у Майкла настолько удачно, что посторонний наблюдатель мог бы посчитать его за непоседливого торопыгу. Эдикт Джилл — не отвечать на братские предложения, исходящие от женщин, — он принял без малейшего сопротивления, но только как ожидание; возможно, лет через сто наступит лучший момент. Через сто — не через сто, но сейчас не время, ведь брат Джилл говорит правильно.

Предложение Джилл отдать снимок Дюку тоже не вызвало никаких возражений. Майкл и сам бы так сделал — он успел уже познакомиться с достопримечательной коллекцией своего брата по воде. Не очень, правда, грокалось, почему тот сказал: «Ты на эту, вот на эту посмотри. Морда, конечно же, так себе, но зато ножки — ну, братец ты мой!» «Братец» — это понятно, нормальное, хорошее обращение, но при чем тут ноги? Ноги — они у всех ноги, ну, разве что у марсиан их три, а у здешних земных только две (что совсем не делает их калеками — напомнил себе Майкл).

Если говорить о лицах, самое красивое лицо, конечно же, у Джубала — свое лицо, не похожее ни на одно другое. А эти люди женского пола из Дюковой коллекции — у них же вообще почти нет лиц. У всех молодых женщин одно и то же лицо — и разве может быть иначе?

К лицу Джилл это не относилось, ведь она была и первой женщиной, какую Майкл увидел, и первым его женским братом по воде; он знал наперечет все поры на ее носу, все едва-едва намечающиеся морщинки в уголках ее глаз, знал и возносил им радостную хвалу. Джилл — это Джилл, случай особый, но вот понять по лицу, которая тут Энн, которая Доркас, а которая Мириам было совершенно невозможно — первое, естественно, время. Тогда Майкл различал этих девушек по размерам и окраске — и, конечно же, по голосу, ведь одинаковых голосов не бывает. Ну а в те крайне редкие, но все же случавшиеся моменты, когда все они молчали, очень помогало, что Энн такая крупная, Доркас — такая маленькая, а Мириам побольше Доркас, но заметно миниатюрнее, чем Энн, к тому же ее не спутаешь ни с кем другим — даже если Доркас и Энн отсутствуют — из-за «рыжих» волос; кстати сказать, другие вещи почти такого же цвета нельзя почему-то называть рыжими, они или красновато-коричневые, или темно-оранжевые.

Майкл уже знал, что на каждое почти понятие английский язык имеет несколько слов, а каждое почти слово имеет несколько значений. К такому постепенно привыкаешь, примерно так же, как и к одинаковости женских лиц… а потом, после ожидания, вдруг оказывается, что они совсем и не одинаковые. Теперь Майкл мог представить себе лицо Энн с такой же легкостью, как и лицо Джилл. В сущности, ведь даже яйцо обладает своим неповторимым «я», отличается ото всех остальных яиц и прошлых, и теперешних, и будущих; вот и каждая девушка имеет — потенциально — свое лицо, сколь бы ни были малы различия между ними сейчас.