Чужак в стране чужой - Хайнлайн Роберт Энсон

— Одну? С чего бы такая умеренность, на Земле сохранились еще такие места, где можно выбирать полную квоту.

— Нет, брат мой. Хотя Закон и позволяет четырех, человек не способен обходиться по справедливости более чем с одной, — и это сказал не я, а Пророк, в бесконечной своей мудрости.

— Ну вот, у меня и от сердца отлегло. Так какую же ты выберешь?

— Это мы еще посмотрим. Марьям, как там у тебя с духовной частью?

— А иди-ка ты подальше! «Гурия», тоже мне придумал!

— Джилл?

— И это называется брат, — вздохнул Бен. — Ты что, не знаешь, что это я на нее глаз положил?

— Ладно. Так что, Джилл, вопрос временно откладывается. Энн?

— Ты уж прости, но у меня сегодня рандеву.

— Доркас? Ты — мой последний шанс.

— Вонючка, — нежно проворковала Доркас, — и насколько, по твоему мнению, должна я быть духовной?

* * *

Майкл поднялся к себе, закрыл дверь, лег на кровать, принял фатальную позу, закатил глаза, заткнул горло языком и замедлил сердцебиение. Джилл не любила, когда он «впадал в транс» (странное все-таки название) днем, но особо и не возражала — если не на людях. Изо всех — очень и очень многочисленных — вещей, которые нельзя делать на людях, эта вызывала у нее наибольший гнев. Майкл ждал очень долго, после той, пропитанной жуткой неправильностью комнаты его охватило жгучее, настоятельное желание удалиться и хоть немного все огрокать.

Ведь Джилл строго-настрого это запретила.

Он чувствовал чисто человеческое желание оправдать себя непреодолимостью обстоятельств, но марсианское воспитание не позволяло отделаться от неприятной проблемы так просто. Он достиг критической точки, требовалось правильное действие, выбор зависел только от него, ни от кого больше. И он грокал, что выбор был правильным. Но брат Джилл запретила делать такой выбор…

Но тогда не осталось бы никакого выбора. А это — противоречие, ведь критическая точка — точка выбора. Выбирая, дух взрослеет.

А может быть, не нужно было уничтожать пищу, может, это успокоило бы Джилл. Да нет, запрет Джилл касался и такого варианта.

В этот момент существо, порожденное человеческими генами и сформированное марсианской мыслью, — существо, неспособное стать ни человеком, ни марсианином, завершило очередную стадию развития, отбросило ее, как пустой кокон, и перестало быть детенышем. Майк получил в полное свое распоряжение вечное одиночество свободной воли и — одновременно — марсианскую готовность объять и взлелеять этот дар, сполна и с наслаждением испить всю его горечь, безропотно нести бремя всех его последствий. С трагическим восторгом он понял: критическая точка принадлежала ему и только ему, и Джилл тут совершенно ни при чем. Брат по воде может учить, предостерегать, направлять, но выбор, делаемый в критической точке, неделим. «Собственность», которую не продашь, не подаришь, не отдашь в заклад, обладаемое, неразделимо сгроканное с обладателем. Отныне и присно, и во веки веков он — это действие, предпринятое в критической точке.

Теперь, познав себя как «я», он получил возможность сгрокиваться с братьями своими еще теснее, сливаться с ними без помех и опасений. Целостность я есть и была, и пребудет вечно. Майкл задержался, чтобы возлюбить и восхвалить «я» всех своих братьев, многие тройки исполненные их — воплощенных и бестелесных — на Марсе, совсем немногочисленные «я» братьев земных — и огромные, не известные еще степени тройки тех обитателей Земли, с которыми он сможет слиться, которых он сможет возлюбить — теперь, когда после долгого ждания, он огрокал и возлюбил себя самого.

Транс Майкла продолжался долго, ведь нужно было огрокать так много, нужно было распутать концы головоломки и вобрать их в свой рост — и то, что он узрел, услышал и прочувствовал в Храме Архангела Фостера (а не только в критической точке, когда они с Дигби оказались один на один, лицом к лицу)… и то, почему сенатор Бун вызывал у него опасливую настороженность, и почему мисс Дон Ардент казалась братом по воде — хотя и не была братом по воде, и дух добра, исходивший ото всего этого прыганья вверх и вниз и завывания и столь неполно им огроканный…

И разговоры Джубала, по пути туда и обратно — именно эти разговоры беспокоили больше всего. Майкл изучал их, сравнивал их с тем, чему учили его в родном гнезде, пытался навести мост между двумя бесконечно далекими языками — тем, на котором он думал, и тем, на котором он только еще учился думать. Наибольшие затруднения вызывало раз за разом повторявшееся Джубалом слово «церковь»; ни одно марсианское понятие ему не соответствовало — разве что взять слова «церковь» и «поклонение»,