Чужак в стране чужой - Хайнлайн Роберт Энсон

Но Харшоу капризничал. Нож казался ему тупым, мясо жестким, в конце концов дело кончилось обвинением, что Мириам кормит народ вчерашними объедками. Джилл чувствовала себя неловко и очень жалела Мириам, но остальные присутствующие не обращали на гневные вопли хозяина дома никакого внимания. После очередной его филиппики Энн отложила вилку.

— Он опять вспомнил, как готовила его мама, — констатировала она.

— Он, похоже, считает, что снова стал начальником, — поддержала ее Доркас.

— Сколько там дней прошло?

— Да вроде бы десять.

— Слишком много. — Энн посмотрела на Доркас, на Мириам, и они дружно встали. Дюк продолжал невозмутимо жевать.

— Девочки, — всполошился Харшоу, — ну нельзя же во время еды! Вы подождите, пока…

Девушки неумолимо надвигались на него с трех сторон, механический официант услужливо откатился, давая им дорогу. За руки и за ноги они вытащили негодующе визжащего Харшоу из комнаты.

Визги становились все громче и громче, затем последовал тяжелый всплеск, и все затихло.

Девушки вернулись ничуть не встрепанные и не усталые.

— Еще салату, Джилл? — спросила Мириам, вновь занимая свое место.

Через некоторое время вернулся Харшоу, но не в смокинге, как прежде, а в пижаме и халате.

— Как я уже говорил, — заметил он, начиная есть (на время вынужденного перерыва официант предусмотрительно прикрыл его тарелку крышкой), — женщина, не умеющая готовить, не стоит даже того, чтобы ее выпороли. Если я не смогу получить хоть мал-мала сносного обслуживания, то променяю всех вас троих на собаку, а собаку пристрелю. Мириам, что у нас сегодня на десерт?

— Клубничный торт.

— Ну вот, это уже на что-то похоже. Расстрел отложим до среды, а там по обстоятельствам.

После ужина Джилл пошла в гостиную с намерением посмотреть новости, а точнее — узнать, упоминается ли в этих новостях ее собственное имя. Но телевизора не было — ни обычного, ни, как у Бена, замаскированного. А ведь если вспомнить, то и нигде в доме нет телевизора. И газет тоже, хотя везде уйма книг и журналов.

Кроме нее самой, в гостиной не было ни души. Это сколько же сейчас времени! Свои часы Джилл оставила наверху в спальне, а в гостиной таковых не наблюдалось. Снова покопавшись в памяти, она сообразила, что ни разу не видела в этом доме ни часов, ни календаря.

Ну ладно, чем сидеть тут без дела и в одиночестве, лучше уж пойти спать. Одна из стен была полностью уставлена книгами; Джилл выбрала себе «Просто сказки» Киплинга и пошла к себе.

Ее кровать была оборудована по последнему писку: массажер, кофеварка, кондиционер и что там еще, но будильник странным образом отсутствовал. Ничего, подумала Джилл, залезая под одеяло, вряд ли я так уж сильно засплюсь. Она вставила кассету в проектор, легла на спину, стала следить глазами за бегущими по потолку строчками, но уже через несколько минут дистанционный пульт выскользнул из ее пальцев, и свет потух. Медсестра Джиллиан Бордман уснула.

А вот доктор Джубал Харшоу ругал себя последними словами и не мог уснуть. Первоначальное любопытство отчасти было удовлетворено, отчасти притупилось, и наступила неизбежная реакция. Еще полвека тому назад он дал себе страшную клятву никогда больше не подбирать бродячих кошек — и вот, нате вам, пожалуйста, подобрал, двух зараз… да нет, даже трех, если считать Какстона; и что с того, что за упомянутые пятьдесят лет уважаемый доктор нарушил свою клятву уж никак не меньше пятидесяти раз — последовательность в поведении никогда не была его сильной чертой.

Джубала Харшоу ничуть не волновало появление в доме двух новых нахлебников — кем-кем, а уж крохобором-то он не был никогда. За чуть не сотню лет бурной своей жизни он много раз оказывался полным банкротом — и столько же, наверное, раз был богаче, чем в данный момент, а потому привык относиться к подобным вывертам судьбы спокойно, как к переменам погоды. И ни при каких условиях не считал копейки.

Но ведь вскоре сюда заявятся весьма малоприятные посетители, и тогда начнутся такие песни и пляски — не приведи Господь. Ведь эта наивная девочка наверняка наследила по пути, что твоя хрома корова.

Стало быть, в это блаженное убежище придут чужие, незнакомые люди, они будут задавать вопросы, выдвигать требования… и тогда придется что-то решать, как-то действовать. Больше всего Джубала Харшоу бесило собственное бессилие, тщетность всех этих будущих действий.