В подарочной упаковке - Харрис Шарлин

Шарлин Харрис

В подарочной упаковке

Был канун Рождества. И я была совсем одна.^[1]

Разве это звучит не достаточно грустно и трагично, чтобы заставить сказать: «Бедная, бедная Сьюки Стакхаус»? Но это совсем не обязательно. Я и так испытывала к себе бесконечную жалость, и чем больше я думала о своем предпраздничном одиночестве, тем сильнее мои глаза увлажнялись, а подбородок дрожал.

Большинство людей проводят праздники с родными и друзьями. На самом деле у меня есть брат, но мы с ним не разговариваем. Недавно я выяснила, что имею живого прадедушку, но я очень сильно сомневаюсь, что он знает, что сейчас Рождество (не потому что он впал в маразм, а потому что он не христианин). Вот и вся моя семья — раз, два, и обчелся.

Безусловно, у меня есть и друзья, но, похоже, у них у всех в этом году другие планы. Амелия Бродвей, ведьма, которая живет на втором этаже моего дома, вернулась в Новый Орлеан, чтобы встретить Рождество вместе со своим отцом. Мой друг и работодатель Сэм Мерлот уехал домой в Техас, чтобы повидать мать, отчима и прочих родственников. Мои друзья детства Тара и ДжейБи отмечали канун Рождества с семьей ДжейБи, к тому же это было их первое семейное Рождество. Кто бы стал бы к ним напрашиваться? Были у меня и другие друзья… друзья, достаточно близкие, чтобы в случае, если бы я изобразила щенячий взгляд, когда они говорят о своих планах на праздники, они из сердобольности включили бы меня в свой гостевой список. Но в приступе упрямства я не хотела жалости к своему одиночеству. Я решила, что справлюсь с ним сама.

Сэм взял бармена на замену, но Мерлот закрывался в Канун Рождества в два часа дня, и оставался закрытым до двух часов дня, следующего после Рождества, так что у меня даже не было возможности разбавить работой свое бесконечное страдание.

Все было постирано. Дом был убран. Неделю назад я достала рождественские украшения для дома, которые унаследовала вместе с домом от своей бабушки. Острая боль тоски по бабуле пронзила мое сердце, когда я открывала коробки с украшениями. Она покинула нас почти два года назад, и мне все еще хотелось поговорить с нею. Не только развлечения ради — бабуля была на редкость проницательна, и могла дать дельный совет — если он действительно был вам нужен. Она воспитывала меня лет с семи, и играла очень важную роль в моей жизни.

Она была так счастлива, когда я начала встречаться с вампиром Биллом Комптоном. Это показывало, насколько отчаялась моя бабушка увидеть меня с кавалером — даже вампиру Биллу она была рада. Когда ты телепат, сложно встречаться с обычными парнями — думаю, вы сами понимаете почему. Люди думают о всяких разных вещах, о которых не хотели бы сообщать даже своим самым близким и дорогим людям, и тем более — женщине, которую ведут на ужин или в кино. Резким контрастом с ними мозг вампиров радовал своей тишиной, и мозги вервольфов были им сродни, поскольку лишь мощный поток эмоций да случайные мысли я могла уловить от своих иногда-мохнатых знакомцев.

Как и следовало ожидать, после того, как я вспомнила о том, как моей бабушке нравился Билл, мне захотелось, чтобы Билл пришел. Я закатила глаза от собственной глупости. Полдень, солнце на дворе. Билл спит где-нибудь в своем доме, который располагался через кладбище к югу от моего дома. Я порвала с Биллом, но была уверена, что он с радостью примчался бы, если бы я ему позвонила — разумеется, когда стемнеет.

Черт, если бы я могла позвонить ему. Или кому-нибудь еще.

Я ловила себя на том, что пристально вглядываюсь в телефон с отчаянным желанием позвонить всякий раз, когда проходила мимо. Мне нужно срочно сбежать из дома, иначе я начну кому-нибудь звонить. Кому угодно.

Мне нужна цель. План. Задача. Что-нибудь, на что можно отвлечься.

Я вспомнила, что просыпалась секунд на тридцать перед рассветом. Когда я работала в ночную смену в Мерлоте, я просто падала в глубокий сон. Но я оставалась в бодрствующем состоянии достаточно долго, чтобы осознать какой-то неприятный звук, который вырвал меня из сна. Кажется, я слышала что-то в лесу. Звук был повторяющийся, и я вновь упала в дремоту как камень в воду. Я выглянула в кухонное окно, которое выходило в лес. Ничего неожиданного — вид как вид, все нормально. «Лес снежный тёмен и глубок…»,^[2] сказала я, пытаясь вызвать в памяти стихотворение Фроста, которое мы учили в старших классах. Или там было «мАнит, тёмен и глубок»?