Часовщик - Кортес Родриго

— Амир, — ударил себя в грудь Амир.

Дикари молчали.

Амир огляделся и тут же обнаружил возможного пациента. Крупный, покрытый шрамами мужчина, скорее всего, был ранен при поимке в плечо, и, хотя рана гноилась, выглядел он хорошо: глаза ясные, а кожа без этого серого оттенка, какой бывает при абсцессах у черных.

Амир осторожно переместился на полшага к нему и медленно присел на корточки. Поставил перед собой купленный на задаток жалованья кожаный кофр, не отводя глаз от пациента, открыл и на ощупь нашел и оторвал клочок хлопка. Протянул хлопок правой рукой, а левой осторожно показал на рану.

— Промокни.

Раб молчал, смотрел ему прямо в глаза и не двигался с места.

Амир медленно положил кусок хлопка на пол перед пациентом, еще медленнее встал и отступил на те же полшага назад. Огляделся и вдруг обнаружил то, что ему надо. В двух шагах от лестницы сидел и тихонько раскачивался из стороны в сторону молоденький, лет пятнадцати, парнишка.

— Разрешите, — властно распорядился Амир и протиснулся сквозь двух разом отстранившихся рабов.

Это был самый обычный вывих плечевого сустава, и парнишка сидел именно так, как надо. Амир резко присел рядом, вцепился в больную руку, рванул вниз и, когда мальчишка заорал, был уже рядом с лестницей. Взлетел наверх и, только оказавшись на палубе, с облегчением выдохнул.

— Ты там не убил кого? — заинтересованно заглянул в трюм управляющий.

— Нет, все в порядке, — вытер лоб Амир. — Но, думаю, дня три мне там лучше не показываться.

Бруно видел, в каком состоянии вернулся его подмастерье, а потому помог ему стянуть сапоги, притащил тазик с водой и полотенце, а потом вздохнул… и последовал примеру Иисуса. Кое-как вымыл воняющие залежалым сыром ноги, торопливо их промокнул, а потом отошел в свой угол и до середины ночи наблюдал, как охает, вздыхает и ругается над обтянутой сафьяном книгой сеньор Томазо.

А поутру, когда подмастерье снова ушел, Бруно метнулся к принесенной вчера шкатулке, открыл и первым делом вытащил книгу. Открыл где-то посредине и замер. Эти мысли, хотя и выраженные как-то фривольно, без математической строгости, принадлежали ему.

— Откуда?!

Бруно вернулся к титульному листу и прочитал имя автора:

— Томмазо Кампанелла…

Захлопнул книгу и осел в кресло сеньора Томазо.

Подмастерье, хотя и подписался чужой фамилией, сделал то, за что мастера цеха часовщиков без промедления отрубали кисти рук, — поставил свое клеймо на чужую работу.

Когда Томазо уже шел по коридору в зал заседаний Совета, его обогнал едущий на руках двух монахов Гаспар.

— Генерал умер.

— Как? — замер Томазо. — Когда?

Гаспар яростно хлопнул одного из носильщиков по тонзуре, и монахи послушно, как лошади, встали.

— Сегодня ночью. Скоропостижно. Врачи сказали — удар.

— Какие врачи? — насторожился Томазо. — А что говорит его собственный врач? Еврей… не помню, как зовут.

— Этих врачей привел Хорхе. А тот еврей уже в Инквизиции. Кто-то сказал, что когда-то он был крещен, и ему вменили вероотступничество.

— Но это же ложь! — начал Томазо и осекся. Это был обычный ложный донос, каких сам Томазо организовывал десятки — на всех, кого следовало устранить. Нормальная практика.

— Тебя сошлют, — покачал головой Гаспар.

— Знаю, — отмахнулся Томазо.

Гаспар заинтересовался:

— А куда сошлют, уже известно?

— В Парагвай. Индейцев одомашнивать.

Гаспар охнул:

— Вот черт! — И тут же спохватился: — Тогда тебе этот часовщик, наверное, не нужен? Отдай его наконец мне! Ты же обещал!

— Да забирай! — раздраженно махнул рукой Томазо и, пропустив Гаспара впереди себя, вошел в зал заседаний.

Там были все… кроме Генерала. И на его месте уже сидел брат Хорхе.

— Томазо, — масленно улыбнулся Хорхе, — ты еще здесь?

— А где я должен быть? — опешил исповедник.

— А разве ты не получил направление в новое место?

Томазо пожал плечами:

— Получил. Еще вчера.

— Ну так и езжай.

— Но я же член Совета… — ткнул рукой в сторону овального стола Томазо.

— Уже нет.

Пока Томазо обошел свою личную агентуру, предупредил каждого о своем отъезде и приказал на два-три года «залечь», он прошел через несколько стадий — от бешенства до острой тревоги. И дело было даже не в том, что Генерала определенно отравили, на этот раз свои. К этому старик давно был готов. Дело было в том, что там, на самом верху, словно повернулась стрелка часов, и все разом переменилось. Друзья уже не были столь однозначными друзьями, а враги… теперь все это напоминало достаточно сложное алгебраическое уравнение.