Клуб Дюма, или Тень Ришелье - Перес-Реверте Артуро

– Вы повторяете избитые вещи, – бросил я, не скрывая раздражения. – Да, в этом жанре было написано много однодневок, но Дюма тут ни при чем… Для литературы время – как для кораблей шторм, и Господь спасает только тех, кого любит; попробуйте назовите других книжных героев, которые, подобно д'Артаньяну и его товарищам, целыми и невредимыми прошли сквозь годы. Разве что Шерлок Холмс Конан Дойла… Да, цикл о мушкетерах, вне всякого сомнения, – «роман плаща и шпаги», легкое чтиво; так что вы, естественно, обнаружите там все пороки жанра. Но есть и одно отличие: это великие авантюрные романы, книги особого уровня, и потому обычные жанровые критерии к ним применять нельзя. Это рассказ о дружбе, о головокружительных приключениях, и он сохраняет свежесть несмотря на то, что вкусы с тех пор переменились, несмотря на то, что нынче к действию как таковому стали относиться с глупейшим пренебрежением. Кажется, после Джойса мы должны смириться с Молли Блум и забыть о Навсикае – на берегу, после бури…[6] Вам не доводилось читать мои заметки «Пятница, или Морской компас»?.. Короче говоря, если вести речь об Улиссе, то я выбираю того, которого придумал Гомер.

Тут я чуть повысил голос, зорко следя за реакцией Корсо. Он едва заметно улыбался, но хранил молчание, не желая выдавать свои мысли. Но я-то помнил, какое выражение мелькнуло в его глазах, когда я процитировал «Скарамуша», так что путь мною был выбран верный.

– Я понимаю, о чем вы, – выдавил он наконец. – Ваша точка зрения, сеньор Балкан, хорошо известна, хотя и не бесспорна.

– Моя точка зрения известна, потому что я сам о том позаботился. А что касается пренебрежения к публике, как вы изволили выразиться, то вам, возможно, неведомо, что автор «Трех мушкетеров» во время революций восемьсот тридцатого и сорок восьмого годов участвовал в уличных боях, а еще переправлял Гарибальди купленное на собственные деньги оружие… Не забывайте, отец Дюма был известным генералом Республики… И писатель не раз доказывал свою любовь к народу и свободе.

– Хотя с историческими фактами он обращался куда как вольно.

– А разве это так уж важно? Знаете, что он отвечал тем, кто говорил, будто он насилует Историю?.. «Я ее насилую, истинная правда. Но я делаю ей очаровательных детишек».

Я положил ручку на стол, поднялся и подошел к одному из книжных шкафов, которые почти целиком закрывали стены моего кабинета. Открыл дверцу и вытащил том в переплете из темной кожи.

– Как и все великие рассказчики, Дюма был вралем. Графиня Даш[7], хорошо его знавшая, пишет в воспоминаниях, что стоило ему услышать какую-нибудь явно выдуманную историю, как он начинал выдавать небылицу за истинный факт… Возьмем кардинала Ришелье – он был величайшим человеком своего времени, но его облик, пройдя через ловкие руки Дюма, исказился до неузнаваемости, и нам предстала порочная личность с довольно гнусной и подлой физиономией… – Держа книгу в руках, я повернулся к Корсо. – Известно ли вам вот это? Книгу написал Гасьен де Куртиль де Сандра, мушкетер, живший в конце семнадцатого века. Это мемуары д'Артаньяна, настоящего д'Артаньяна: Шарля де Батц-Кастельморе, графа д'Артаньяна. Он был гасконцем, родился в одна тысяча шестьсот пятнадцатом году, действительно был мушкетером, хотя жил не в эпоху Ришелье, а при Мазарини. Умер он в тысяча шестьсот семьдесят третьем во время осады Маастрихта – как раз в тот момент, когда должен был, как и его романный однофамилец, вот-вот получить маршальский жезл… Так что, согласитесь, насилуя Историю, Александр Дюма давал жизнь действительно очаровательным детишкам… Никому не известного гасконца из плоти и крови, чье имя История позабыла, гениальный писатель сумел превратить в героя великой легенды.

Корсо неподвижно сидел в кресле и слушая. Я протянул ему книгу, и он осторожно, но с большим интересом полистал ее – медленно, едва касаясь самого края страниц подушечками пальцев. Время от времени взгляд его задерживался на каком-нибудь имени или быстро пробегал целую главу. Глаза за стеклами очков работали быстро и уверенно. Затем он вдруг отвлекся от книги, чтобы записать в блокнот: «Memoires de М. d'Artagnan, G. de Courtilz, 1704, P. Rouge, 4 тома 12°, 4-е изд.». Потом закрыл книгу и уставился на меня.

– Вы верно сказали: он был вралем.

– Да, – подтвердил я, возвращаясь на место и усаживаясь. – Но вралем гениальным. Где другие ограничились бы плагиатом, он выстроил целый мир, и мир этот стоит до сей поры… «Человек не крадет, он завоевывает, – любил повторять Дюма. – Каждую завоеванную провинцию он присоединяет к своей империи: навязывает ей свои законы, населяет темами и персонажами, распространяет там свое влияние…» В данном случае история Франции стала для него золотой жилой. Он проделал неслыханный трюк: почтительно сохранил раму и подменил саму картину – то есть без малейших колебаний разграбил открытую им сокровищницу… Главных действующих лиц Дюма превращает во второстепенных, скромных статистов – в героев первого плана, много страниц отдает описанию событий, которым в исторических хрониках посвящена пара строк… Никакого договора о дружбе д'Артаньян и его товарищи никогда не заключали – хотя бы потому, что друг друга не знали… Не было никакого графа де Ла Фер. Вернее, их было много, но ни один не носил имени Атос. Правда, Атос существовал, и звали его Арман де Силлек д'Атос, а умер он от раны, полученной на дуэли, еще до того, как д'Артаньян вступил в ряды королевских мушкетеров… Арамис – это Анри де Арамитц, дворянин, светский аббат в сенешальстве Олорон, зачисленный в тысяча шестьсот сороковом году в мушкетерскую роту, которой командовал его дядя. В конце жизни он удалился в свои владения вместе с женой и четырьмя детьми. Что касается Портоса…

– Вы хотите сказать, что был и некий Портос?

– Был. Звали его Исаак де Порто, и он не мог не знать Арамиса, или Арамитца, потому что стал мушкетером всего на три года позже, чем тот, в тысяча шестьсот сорок третьем. Известно только, что умер он до срока, и, наверно, причиной тому стала болезнь, война или дуэль, как у Атоса.

Корсо слушал, постукивая пальцами по «Мемуарам д'Артаньяна», потом тряхнул головой и улыбнулся.

– Ну а теперь вы скажете, что существовала и некая миледи…

– Именно. Но звали ее вовсе не Анна де Бейль, и она не была леди Винтер. И на плече у нее не было никакой лилии, хотя агентом Ришелье она и в самом деле являлась. Да, некая графиня де Карлейль и вправду украла на балу алмазные подвески у герцога Бекингэма. И не смотрите на меня так! Об этом рассказал в своих «Мемуарах» Ларошфуко[8]. А Ларошфуко слыл человеком очень серьезным и заслуживающим доверия.