Голубая кровь - Круз Мелисса де ла

— Видишь ли, мы переживаем нелегкие времена, — пояснила Корделия, оглядев блюдо с птифурами и выбрав печенье с лесными орехами. — Среди нас становится все меньше и меньше тех, кто решает должным образом проходить цикл, и наши ценности, наш образ жизни стремительно исчезают. Теперь редкие из нас твердо придерживаются кодекса. Процветают развращенность и инакомыслие. Некоторые боятся, что мы никогда не достигнем возвышенного состояния. Напротив, многие предпочитают угаснуть во тьме, что грозит поглотить нас. Бессмертие — это проклятие и благословение. Я уже прожила слишком долго. Я слишком многое помню.

Корделия взяла чашку, изящно отставив палец, и сделала глоток.

Когда она вновь поставила чашку, лицо ее изменилось. Оно поблекло на глазах, и Шайлер стало жаль немолодую женщину, не важно, вампир она или нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы живем в грубое время, полное вульгарности и отчаяния. Мы должны прилагать все усилия, чтобы влиять на него, чтобы указывать путь. Мы — творения красоты и света, но люди Красной крови больше не слушают нас. Мы становимся ненужными. Их нынче слишком много, а нас слишком мало. Теперь их воля будет изменять этот мир, а не наша.

— О чем ты? Чарльз Форс — самый богатый и влиятельный человек в этом городе, а отец Блисс — сенатор. А ведь они оба из Голубой крови, верно же?

— Чарльз Форс! — мрачно произнесла Корделия, размешивая мед в чае. Она положила ложечку с таким стуком, что остальные посетители оглянулись на нее. Лицо ее закаменело. — У него свои представления о задачах. Что же касается сенатора Ллевеллина, занимать политическую должность — это прямое нарушение кодекса. Мы не вмешиваемся напрямую в человеческую политику. А посмотри на его жену! — с ноткой отвращения продолжила Корделия. — В ее вкусах и манере одеваться нет ничего от традиций Голубой крови. Полагаю, это называется деградацией.

Шайлер коснулась руки бабушки. Корделия вздохнула.

— Ты славная девочка. Я и так уже сказала тебе слишком много. Но, надеюсь, это поможет тебе когда-нибудь осознать правду. Не сейчас.

И более Корделия не пожелала говорить на эту тему.

Они допили чай в молчании. Шайлер надкусила шоколадный эклер, но положила его обратно на тарелку, не доев. После всего сказанного Корделией ее аппетит куда-то подевался.

ГЛАВА 23

Просто свихнуться можно, как лучший друг может тебя уязвить, чтобы причинить боль. Оливер знал, куда уколоть. Стручок, скажет тоже! А сам-то с его скутером и стрижками по сто баксов? А его празднования дня рождения на их яхте двести футов длиной? Или ему досадно, что он не популярен?

После собрания Комитета и чаепития с Корделией Шайлер чувствовала себя выбитой из колеи, все знания и привычные убеждения пошатнулись.

Бабушка столь многое подтвердила касательно их прошлого и еще о большем умолчала. Почему мать впала в кому? Что случилось с отцом? Шайлер чувствовала себя даже более потерянной, чем всегда, особенно после того, как Оливер перестал с ней разговаривать. Они никогда еще ни из-за чего не ссорились и вообще шутили, что они — две половинки одного человека. Им нравилось одно и то же (рэппер Пятьдесят Центов, научно-фантастические фильмы, бутерброды с пастромой и густым слоем горчицы) и не нравилось одно и то же (Эминем, понтовая жвачка для мозгов, за которую дают премию Академии, самодовольные вегетарианцы). Но теперь, когда Шайлер перевела Джека из раздела «фигово» в раздел «клево», не заручившись одобрением Оливера, он с ней порвал.

Остаток недели прошел без инцидентов. Корделия, как обычно осенью, уехала пожить на Мартас-Винъярд, Оливер по-прежнему наотрез отказывался признавать существование Шайлер, и с Джеком ей так и не удалось еще раз поговорить. Но на данный момент Шайлер была настолько занята проблемами реального мира — биологией, домашними заданиями, сдачей эссе по английскому, что ей было не до разборок со всем этим.

Когда она выдвигала и прятала клыки, челюсть у нее болела, зато она с облегчением обнаружила, что уже не чувствует этого глубинного, нутряного голода. Она узнала от бабушки, что священное целование — это очень важная церемония и большинство принадлежащих к Голубой крови ждут официального брачного возраста, восемнадцати лет, прежде чем исполнить ее, но случаи преждевременного питья крови учащаются с каждым поколением, некоторые вампиры теперь заводят первого фамильяра в четырнадцать-пятнадцать лет. Кодекс также запрещал брать кого-то из Красной крови без его согласия.