Глаза тьмы - Кунц Дин

Брукстер пристроился к нему чуть в стороне и сзади. Вместе с ним двинулся сквозь бурлящую толпу, которая заполняла казино. Сунул руку в карман и достал крохотный аэрозольный баллончик, чуть больше тех, в которых продают освежитель дыхания. Кулак полностью его скрывал.

Их остановила группа смеющихся людей. Никто из них вроде бы и не подозревал, что они практически полностью перегородили центральный проход. Брукстер воспользовался моментом, чтобы хлопнуть Эванса по плечу.

Тот обернулся, и Брукстер спросил:

— Не вы это обронили?

— Что?

Брукстер вытянул руку перед собой, не поднимая ее, и Эвансу пришлось посмотреть вниз, чтобы увидеть, что ему показывают.

И тут же струя распыленной жидкости, выпущенная под большим давлением, ударила ему в лицо, захватила рот и нос, глубоко проникла в ноздри. В полном соответствии с замыслом Брукстера.

Эванс отреагировал как и положено. Ахнул от неожиданности, когда понял, что его чем-то обрызгали.

При этом смертоносный туман (в жидкости содержался быстродействующий нейротоксин) проник еще глубже в нос и через мембраны носовых пазух всосался в кровь. А две секунды спустя у Эванса развился обширный инфаркт.

Удивление на его лице сменилось шоком. А потом — болью. Он прижал руку к груди, на губах запузырилась слюна. Глаза закатились, и он упал.

— Человеку плохо, — подал голос Брукстер, убирая баллончик в карман.

К нему начали поворачиваться головы.

— Раздвиньтесь, пожалуйста, — добавил Брукстер. — И ради бога, вызовите врача!

Убийства никто не видел. Хотя все произошло в толпе, тела убийцы и жертвы послужили надежным прикрытием. Даже если какая-нибудь камера наблюдения снимала этот момент, едва ли на видеопленке нашли бы что-то компрометирующее.

Уиллис Брукстер опустился на колени рядом с Майклом Эвансом, сделал вид, будто пытается найти пульс. Хотя и знал, что сердце биться не могло. Тонкая жидкая пленочка покрывала нос, губы и подбородок жертвы, но состояла она из безвредного растворителя, в котором находился яд. Сам яд уже проник в тело, сделал свое дело и разложился на химические вещества, которые всегда присутствовали в организме, а потому не могли вызвать подозрений экспертов. Да и до полного испарения растворителя оставались считаные секунды.

Охранник протолкался сквозь толпу зевак, присел рядом с Брукстером.

— Черт, да это же Майкл Эванс. Что случилось?

— Я — не врач, — ответил Брукстер, — но мне представляется, это инфаркт. Он упал совсем как мой дядя Нед в прошлом году, четвертого июля, когда смотрел фейерверк.

Охранник попытался нащупать пульс, но куда там. Попытался сделать искусственное дыхание, потом сдался.

— Думаю, уже поздно.

— Как мог у такого молодого случиться инфаркт? — недоумевал Брукстер. — Хотя все под Богом ходим.

— Это точно, — согласился охранник.

Доктор отеля после осмотра тела назвал бы причиной смерти инфаркт. Как и коронер. Эта причина значилась бы и в свидетельстве о смерти.

Идеальное убийство.

Уиллис Брукстер подавил улыбку.

Глава 24

Судья Гарольд Кеннбек свободное от работы время посвящал сборке моделей кораблей в бутылках. Стены кабинета украшали результаты его трудов. Крошечный голландский баркас семнадцатого века поднял все паруса в маленькой бутылке из светло-синего стекла. Большая четырехмачтовая шхуна заполняла бутыль в пять галлонов. Тут были и четырехмачтовая баркентина, и шведский парусник середины шестнадцатого века, и испанская каравелла пятнадцатого, и британский торговый корабль, и балтиморский клипер. Каждая модель, по существу, являлась произведением искусства, и для многих из них бутылки выдувались по специальному заказу.

Кеннбек стоял перед одним из стендов, смотрел на точную копию французского фрегата восемнадцатого века. В этот момент он, однако, не переносился в прошлое, не представлял себе, как ведет фрегат к далеким островам. Нет, думал он о недавних событиях, связанных с делом Эванс. Корабли, запечатанные в стеклянных камерах, помогали ему расслабиться. Ему нравилось смотреть на них, когда предстояло найти выход из сложной ситуации или когда он сильно нервничал. Они добавляли Кеннбеку уверенности в себе и тем самым способствовали принятию оптимального решения.

Чем больше Кеннбек думал о случившемся, тем сильнее крепла его убежденность в том, что эта Эванс знать не знала о случившемся с ее сыном. Понятное дело, если бы кто-то из участников проекта «Пандора» рассказал ей, что произошло с ехавшими в автобусе скаутами, она бы не отреагировала столь хладнокровно. Она бы испугалась, пришла в ужас… и чертовски разозлилась. Помчалась бы в полицию, в средства массовой информации.