На дне могилы - Фрост Джанин

Мысли смешались. «Звон в ушах стихает. Ничего уже не вижу. Забавно, а только что был свет, тысячи маленьких искорок. Красиво. Куда они делись? Холодает. Откуда этот ветер?

Что это было? Меня что-то тянет. Где я? Не могу говорить. Я двигаюсь? Ничего не вижу. Почему ничего не видно? Почему я не могу шевельнуться? Где я? Где я? ГДЕ Я?

Что? Мне плохо слышно… да! Да, это я, я здесь! Теперь я тебя вижу. Я сейчас, я иду… подожди, не уходи! Вернись! Подожди, пожалуйста, я так давно тебя не видела. Нет, забери меня обратно! Мне нужно еще раз их увидеть…»

Я была в аду. Охвативший меня огонь жег так яростно, что рядом с ним его земной собрат казался робким самозванцем. Этот огонь был беспощаден, и он был повсюду. Сжигал, не убивая. Терзал в невыразимой агонии. Кричать я не могла, не знаю даже, был ли у меня рот. Я знала одно: мне больно. Хватит, больно, больно, БОЛЬНО!

А потом меня омыла прохлада, пламя медленно погасло. Со всем отчаянием про́клятой души я потянулась туда, где боль, казалось, слабела. «Еще, о Господи, все еще больно, пожалуйста, дайте еще, еще, о, пожалуйста, еще, еще немного!»

Снова звук, похожий на бой барабана. Свет. Голоса сквозь эти медленные глухие удары. Такое множество запахов…

Открыв глаза, я увидела не огненное озеро, а простые бетонные стены. Через секунду узнала стоящих надо мной людей, и тут пришло понимание. Да-да, я была в доме Кости, и он превратил меня в вампира. Это был не ад, я превращалась в вампира, и все прошло хорошо, раз боли нет. Я вижу, слышу, ощущаю, чувствую запахи и вкус, о Господи, вкус…

Во рту было что-то восхитительно вкусное. О да, как хорошо. Так хорошо!

Последний кусочек реальности, щелкнув, встал на место. Дьявольщина, кто-то у меня в руках. Я пью не из пластикового мешка, а из человека. Прижимаюсь ртом к его горлу, и кровь капает с моих клыков — ё-моё, у меня клыки! — и не чувствую губами пульса.

— Иисусе! — вскрикнула я, в ужасе отбрасывая его от себя. — Я же сказала Кости — никаких живых! Где он?

Я огляделась, ища глазами Кости, и ощутила приступ тошноты при одной только мысли, что он заставил меня кого-то убить. Меня привело в себя лицо Ниггера. Он, казалось, остолбенел.

— Ты только что швырнула Криспина на пол.

Я опустила взгляд. Отброшенный мною труп пошевелился, сел и недоверчиво уставился на меня карими глазами. В руках у Кости был полный, нетронутый мешок с кровью.

Тут до меня дошло второе обстоятельство.

— Эй, ребята, — с запинкой начала я, — а почему это у меня сердце бьется?

28

Ровный барабанный бой, звучавший у меня в ушах, исходил из моей же груди. На секунду меня охватило смятение. Не сработало? Пара новеньких клыков, коловших нижнюю губу, как будто свидетельствовали об обратном, но почему же продолжает биться сердце?

— Оно что, скоро остановится?

Может, меня забыли предупредить о существенных подробностях? Например: «О, первые несколько минут будешь слышать этакое „тук-тук“, но это скоро пройдет». Однако, судя по их лицам, ничего нормального тут не было.

— Тебе крови не хочется? — выпалил Ниггер.

Я мельком глянула на багровый мешок в руках у Кости:

— Не особенно.

Кости поднялся на ноги, очень странно посмотрел на меня, потом, зубами оторвав угол мешка с кровью, протянул его мне:

— Пей.

— Что-то не хочется.

— Хоть глоток сделай, — приказал Кости.

Сморщившись, я сунула в рот оборванный угол и осторожно глотнула.

Брр! Как глоток медных пенни. Я сплюнула.

— Чем вы меня раньше поили? То было замечательно, а это — хуже навоза.

Ниггер буквально побледнел. Кости забрал у меня мешок и сделал несколько больших глотков.

— Совершенно нормальная кровь, — объявил он.

Потом, достав из кармана нож, без предупреждения полоснул меня по руке.

— Ух! Это еще зачем?

Я зажала рану рукой, но боль почти сразу сменилась легким зудом. Кости отвел мою ладонь, открыв запачканную, но целую кожу. Раны больше не было, рука мгновенно затянулась.

Вопреки всему, я заулыбалась.

— Это сильно сократит неприятности в драке!

— Ты заметила, что не дышишь? — спросил Кости.

Он был прав. Я не дышала — и даже не заметила! Разве можно не замечать, что больше не всасываешь в себя воздух? Еще как можно — если он вам больше не нужен!

— Сердцебиение, — произнес Менчерес. Впервые с тех пор, как я открыла глаза. — Оно замедляется.