Клуб Дюма, или Тень Ришелье - Перес-Реверте Артуро

Теперь ее глаза снова наблюдали за ним – изумрудные под длинными ресницами. Девушка проснулась, сонно потянулась и потерлась щекой о его плечо; потом резко выпрямилась, покрутила головой и уставилась на Корсо.

– Привет, Корсо. – Куртка скользнула к ногам; белая футболка обтягивала великолепную упругую грудь, тело прекрасного юного животного. – Что мы тут делаем?

– Ждем, – он указал на город, словно паривший в густом речном тумане. – Пока он не станет реальным.

Она посмотрела в том же направлении, не сразу поняв смысл его слов. Потом спокойно улыбнулась.

– Может, ему никогда не суждено стать реальным.

– Значит, мы так и будем здесь стоять. В конце концов, место недурное… Мы – наверху, а внизу, у наших ног – ирреальный мир. – Он повернулся к девушке, чуть помолчал, а потом добавил: – «Она повела бы меня к славе, богатству, знанию. А я составил бы ее блаженство…»[166] Ты не собираешься предложить мне нечто подобное?

Улыбка девушки была полна нежности. Она задумчиво наклонила голову, затем подняла взор и посмотрела Корсо прямо в глаза:

– Нет. Я бедная.

– Знаю, как же. – Корсо не лгал, и ему не было нужды читать то, что было написано в прозрачной ясности ее глаз. – Твой багаж, тот вагон в поезде… Забавно. Я всегда верил, что где-то там, на краю радуги, у тебя хранятся несметные сокровища. – Он улыбнулся, словно открыл лезвие ножа – того, что лежал у него в кармане. – Мешок с золотом, как у Петера Шлемиля[167], и тому подобное.

– Ты ошибаешься, – теперь она упрямо сжимала губы, – все, что у меня есть, – это я сама.

Что тоже было правдой, и Корсо знал о том с самого начала. Она никогда не врала. Простодушная и мудрая, верная и влюбленная девушка, пустившаяся в погоню за тенью.

– Вижу, вижу. – Он покрутил в воздухе рукой, как будто писал воображаемой ручкой. – А ты не предложишь мне поставить подпись под каким-нибудь договором?

– Договором?

– Да. Пактом, как говорили прежде. Теперь это называют договором, и он должен быть плотно заполнен мелкими буквами, так? «В спорном случае стороны решают разногласия в судебном порядке…» Смешно! Хотелось бы мне знать, какой суд занимается такими делами, как наше.

– Не говори глупостей.

– Почему ты выбрала именно меня?

– Я свободна. – Она грустно вздохнула, будто успела дорого заплатить за право на эти слова. – И могу выбирать. Выбирать может каждый.

Корсо пошарил в карманах плаща в поисках мятой пачки. Там осталась только одна сигарета; он достал ее и нерешительно повертел, но до рта так и не донес, а сунул обратно в пачку. На случай, если позднее ему захочется курить больше, чем сейчас. Наверняка захочется.

– Ты ведь с самого начала знала, – сказал он, – что это две никак не связанные между собой истории. Поэтому тебя не волновала рукопись Дюма… А миледи, Рошфор, Ришелье – к ним ты относилась как к участникам карнавала. Теперь я понимаю твое странное безразличие; наверно, ты чудовищно скучала. Перелистывала «Мушкетеров», пока я забавлялся этой головоломкой…

Она смотрела через ветровое стекло на затянутый голубым туманом город. И начала было поднимать руку в знак протеста, но передумала, и рука снова опустилась, как будто то, что она хотела сказать, не имело никакого значениям.

– Я могла всего лишь сопровождать тебя, – ответила она после паузы. – Каждому положено проделать некий путь в одиночестве. Ты никогда не слыхал о свободе воли?.. – Она грустно улыбнулась. – Кое-кто платит за это непомерно высокую цену.

– Но ведь ты не всегда держалась в стороне. В ту ночь на берегу Сены… Почему ты помогла мне в схватке с Рошфором?

Он увидел, как она тронула холщовую сумку босой ногой.

– Он хотел завладеть рукописью Дюма, но ведь там же находились и «Девять врат». Надо было избежать нелепых осложнений. – Она пожала плечами. – К тому же мне не понравилось, что он тебя бьет.

– А в Синтре? Ведь это ты сообщила мне о том, что случилось с Фаргашем.

– Конечно. Там дело шло о книге.

– А ключ к встрече в Менге…

– Я ничего не знала; просто прочла роман и сделала выводы.

Корсо раздраженно скривился:

– А я считал вас всеведущими.

– Ты ошибаешься. – Теперь она смотрела на него гневно. – И я не понимаю, почему ты, обращаясь ко мне, пользуешься множественным числом. Я уже давно одна.

Века, с уверенностью подумал Корсо. Века одиночества; в этом он не сомневался. А ведь он обнимал ее нагое тело, окунался в прозрачную ясность глаз. Он был внутри этого тела, упивался нежной кожей, ловил губами слабое биение жилки на шее, слышал тихие стоны – испуганная девочка или падший ангел, одинокий, истосковавшийся по теплу. И он видел, что она спала, сжав кулачки, – во сне ее мучили кошмары: белокурые, сияющие архангелы в доспехах, неумолимые и неуступчивые, как сам Господь Бог, который заставлял их маршировать гусиным шагом.

Теперь, узнав девушку, – хоть это и случилось слишком поздно, – он лучше понимал Никон, ее фантазии и отчаянное желание покрепче уцепиться за жизнь. Ее страхи, ее черно-белые фотографии, напрасные попытки убить воспоминания, переданные ей вместе с генами тех, кто выжил в Освенциме, номер на руке ее отца, «Черный орден»[168], в котором не было ничего нового, он был таким же древним, как дух человека и проклятие человека. Потому что Бог и дьявол могли быть едины, и каждый человек толковал это единство на свой лад.

Однако Корсо оставался таким же жестоким, как и во времена Никон. Ноша оказалась для его плеч непосильной, а благородным сердцем Портоса он наделен не был.

– Значит, это и было твоей миссией? – спросил он девушку. – Охранять «Девять врат»?.. Что ж, медали ты не заслужила.

– Ты несправедлив, Корсо.

Почти те же слова. Снова Никон, плывущая по воле волн, маленькая и ранимая. К кому она прижимается теперь ночами, чтобы спастись от кошмаров?

Он посмотрел на девушку. Может, воспоминание о Никон и было придуманным специально для него наказанием, но он не собирался покорно принимать его. Корсо скосил глаза на свое отражение в зеркальце и увидел недоверчивую и горькую складку у губ.

– Несправедлив? Мы потеряли две из трех книг. А эти нелепые смерти – Фаргаша и баронессы… – На самом-то деле судьба их была Корсо безразлична, но складка у губ стала еще глубже. – Ты могла бы предотвратить их.

Она отрицательно качала головой, продолжая очень серьезно глядеть ему в глаза.

– Есть вещи, которые нельзя предотвратить, Корсо. Есть замки, которым суждено сгореть, и есть люди, которым суждено быть повешенными; есть собаки, которые непременно разорвут друг друга, и добродетели, которые будут развенчаны; и врата, которые надо открыть, чтобы вошел в них кто-то другой… – Она наморщила лоб и опустила голову. – Моей миссией, как ты выражаешься, было увериться, что ты пройдешь весь путь целым и невредимым.