Часовщик - Кортес Родриго

— Что вам надо?

Томазо аккуратно вложил бумаги в тубу, сунул тубу за пазуху, сел напротив казначея и лишь тогда соизволил ответить:

— Вы прекрасно понимаете что: выполнения португальской Короной взятых на себя обязательств. По двадцать золотых дукатов за душу из расчета пятьдесят тысяч человек.

— Сейчас казна пуста, — сверлил взглядом то место, куда была сунута опасная туба, казначей. — Его Высочество обещал вам невыполнимое. Мы не можем заплатить вперед.

Томазо улыбнулся; он это прекрасно знал. Но он знал и другое: казначей может найти в пыльных углах своих сундуков раза в два больше, чем стоят все евреи-беженцы, вместе взятые.

— Знаете, у солдат есть такое правило, — поднялся он со стула. — Если вынул саблю из ножен — руби. Я свою саблю вынул.

— Подождите! — вскочил казначей. — Подождите…

Томазо остановился и уставился ему в глаза. Он уже видел, что тот сломлен.

— Вы же знаете, — заторопился казначей, — Корона не может объявить о взятии арагонских евреев в рабство сразу по прибытии…

Томазо кивнул. Если португальцы это сделают, взвинченные евреи мгновенно собьются в отряды самообороны. Эту ситуацию Высокие Стороны обсуждали многократно.

— Мы сможем начать продажи лишь через полгода, — жалобно посмотрел на него казначей.

И это тоже обсуждалось, как самое лучшее решение. Следовало объявить евреям, что убежище они получили не навсегда, и честно предупредить о смене позиции Короны и предстоящем рабстве для тех, кто не покинет христианскую Португалию через полгода. И тут же усложнить порядок выезда.

Выигрыш получался приличный. Уже заплатившие за вход в Португалию евреи будут вынуждены снова платить — теперь уже за выход. Ясно, что они тут же начнут скидывать вывезенный из Арагона товар по дешевке, и казначеи Высоких Сторон уже обговорили цену, до которой следует довести отчаявшихся евреев.

Затем обнаружится, что преодолеть новые пограничные и таможенные препоны смогут лишь немногие, и вот тогда среди еврейских общин начнется раскол.

Это был самый важный момент. Профессионально жадные казначеи предлагали вообще никого не выпускать, но подобная мера опять-таки вела к объединению общин и племен. Дабы этого не допустить, следовало устранить влияние элиты, а для этого еврейскую элиту следовало выпустить из страны.

— Вы понимаете, о чем я говорю? — уже совсем отчаянно посмотрел казначей.

— Я вас понимаю, — кивнул Томазо, — но товар уже у вас, а нам нужны деньги — сейчас, а не через полгода. И, пожалуйста, золотом.

Иосифу повезло. Там же, на таможне, он помог при паковке бывшему секретарю арагонского двора, и тот, видя, что парень честен и старается, взял его с собой в Лиссабон. Секретарь полагал, что ему еще понадобится человек, когда он будет въезжать в новый дом в столице. А когда через четверо суток тряски на козлах рядом с кучером Иосиф сошел на главной площади столицы, их настигла главная новость.

— Какой указ? Как в рабство?! — растерянно моргал дослужившийся до титула «дон» бывший секретарь двора. — Меня — в рабство?!!

— Не именно вас, благородный дон, — смущаясь, поправил его принесший весть королевский посыльный, — этот указ касается всех евреев. И не сейчас, а через полгода. И только тех, кто не захочет выехать.

— А куда нам выезжать?! — заорал дон. — К протестантам нельзя?

— Нельзя, — мотнул головой посыльный.

— К мусульманам, почти никуда, нельзя!

Посыльный лишь убито мотнул головой.

— И что — обратно в Арагон?! В такое же рабство?!

Он все орал и орал, а Иосиф бессильно осел на мостовую и закрыл лицо руками. Он очень устал бегать.

Место временного поселения для своих людей Амир получил только после двух недель отчаянных уговоров.

— Мы же одной веры, — две недели заглядывал он в лицо не расстающегося с кальяном здешнего сеньора. — Мы послушные; мы своим сеньорам всегда платили…

— Эмир вас принял, эмир пусть и землю дает… — равнодушно пыхал сеньор две недели подряд.

И только когда Амир сунул его управляющему два десятка выпрошенных у старух разномастных золотых монет, дело пошло.

— Смотри, Амир, — сразу предупредил управляющий, — я тебе лучшие земли даю, и ты это должен ценить. И упаси тебя Аллах с местными ссориться!

— Благодарю вас, сеньор, — преодолевая себя, униженно кланялся Амир, — Аллах вас наградит… а мы будем благодарны вам всю нашу жизнь…

— Особенно за молодежью приглядывай…