Колдун на завтрак - Белянин Андрей Олегович

— Здорово дневали!

— Здравствуйте, здравствуйте, — слаженным хором вежливо откликнулось вампирское семейство, все кисло улыбнулись друг другу, и папочка первым отвесил чадам по родительскому подзатыльнику. — Вы идите себе, хорунжий, вас ждут, мы сами подерёмся, обещаем!

— Да я ж не настаиваю…

— Увы, дорогой друг, такие традиции без чьего-либо желания входят в моду и становятся привычкой. Дети, быстренько побейте друг друга, и марш в школу!

Молодёжь послушно оскалила клыки и принялась душить друг друга, причём девчонки отнюдь не уступали мальчикам. Клочья волос, обрывки одежды и лишние зубы так и полетели во все стороны, папа скромно гордился семейством, изредка пиная упавших…

Короче, к Катенькиному дворцу я дошёл мрачный, как гнев Господень. Ни разу никого не тронул, ни с кем не заговорил, никого не спровоцировал — но весь мой неблизкий путь был обильно отмечен неслабыми потасовками. Нечисть молилась, чтоб мою светлость понесло другой улицей, ибо несчастные жители того квартала, на который уже ступила моя нога в коротком казачьем сапоге, милости от судьбы не ждали, сами выходили во двор и начинали молча мутузить друг друга.

Спасения не было никому, скидки на пол и возраст не принимались, Оборотный город снова лихорадило — Иловайский пришёл, здрасте всем! «Покатился колобок, въехал мишке прямо в бок, стукнул зайку меж ушей, волку крепко дал взашей, а приветливой лисе выбил зубы сразу все»… Это прохоровское, но очень подходит по теме, так что к медным воротам я выкатился почти тем же колобком: потным, злым и без малейшего настроения. Хотя там меня ждали друзья.

— Здорово, Иловайский! — распахнул было объятия Шлёма, но Моня бдительно хлопнул его по шее. — Ты куда пасть раззявил, деревня? Али традицию новую законодательную прямо при свидетелях порушить решил?! Так меня на расчленёнку не подписывай, я в сторонке почешусь…

— Забыл, забыл, — виновато опомнился кудрявый добрый молодец (личина!), а на деле упырь с патриотическим сдвигом по всей фазе. — Погодь, хорунжий, исправим!

С этими словами он без промедления врезал Моне по сопатке так, что тот еле на ногах устоял. Но, выпрямившись и даже не вытирая побежавшую из носа каплю, тут же съездил другу Шлёме по уху.

Я сдвинул папаху на брови, глаза б мои этого не видели…

— Да что ж за традиция такая?! Ведь не было её!

— До твоего появления в Оборотном городе много чё не было, — запрокидывая голову, дабы унять кровь, подтвердил вежливый Моня. — А только вчера Хозяйка новый указ вывесила: «Илью Иловайского приветствовать так, как он сам того затребует! А кто не ту степень уважения проявит, дык и кирдык ему при всех ноутбуком в паховую область!» Народец у нас простой, кинулся за объяснениями, так Катенька твоя нас на материнской плате послала, а кто с первого разу не сообразил — полной версией Виндуз-97 прилюдно в такое место на жёстком диске Е сунуть пообещала, что ни героев, ни мазохистов не нашлось. Вот бабка Фрося и говорит: «Да чё ж нам пропадать во цвете лет? Уж небось как увидим хорунжего, так ему и слова не давать, а сразу меж собою драться! Ему оно небось тока в радость, и Хозяйке на сердце полегче…»

Медные львиные головы на воротах подтвердили его слова многозначительным покачиванием. Ну всё, удружила свет мой Катенька, спасибо, Бог тебе в помощь, нашла новое пугало для всей нечисти — меня безобидного! Так стоит ли теперь удивляться, с чего в мою сторону то Фифи, то Птицерухов, то их закулисные начальнички неровно дышат. Я ж теперь воплощённый кошмар всех упырей, ведьм, колдунов да бесов! Оно, конечно, лестно, да не о том мечталось…

— Ладно, пойду разберусь.

— Ты тока… это… — осторожно выпрямляя распухшее ухо, попросил Шлёма, — шибко на неё не дави — нервная чегой-то, вторые сутки зверствует, аж жуть! Может, по гороскопу плохие дни…

— У неё? — не сразу сообразил я.

— Нет, блин, теперь уже у всего Оборотного города!

Львиные головы предупреждающе заворчали, мы трое на всякий случай чуток присели.

— Иловайский? — громогласно раздалось на всю площадь. — И чё ты припёрся? Мы ж вроде договорились на кладбище встретиться, в романтической обстановке…

Я виновато развёл руками. Упыри переглянулись и залегли, не дожидаясь худшего.

— Ну заходи, чего у дверей топтаться. Только честно предупреждаю, у меня бигуди!

— Не ходи, хорунжий, — шёпотом просипел Моня. — Хрен их знает, чё энто за звери — «бигуди», может, её и не тронут, а тебя порвут на тряпочки!