Огненный путь Саламандры - Никитина Елена

Даже не обернувшись, я направилась вслед за старшим поколением. Мне было паршиво. Мысли, одна глупее другой, роились в моей дурной голове с нудным жужжанием и покидать ее, несмотря на все попытки хоть как-то себя подбодрить, в ближайшее время не собирались. Меня пугало дальнейшее будущее, кажущееся скучным, однообразным и совершенно неинтересным. Удивительное дело — еще совсем недавно я стремилась всеми возможными путями вырваться из насильно навязанного мне брака, убежать от грозящей опасности, показать ненавистному мужу, что я тоже тварь разумная и право имею. И что? Вырвалась, убежала, показала. Где обещанное чувство морального удовлетворения и эйфория с таким трудом доставшейся мне победы? Только тоска и какое-то непонятное беспокойство. Я так привыкла в последнее время быть в центре каких-то событий, что теперь даже не представляю, как вернусь к спокойной размеренной жизни во дворце отца.

Но больше всего меня пугали воспоминания о том единственном поцелуе с Полозом. От них странно сжималось сердце, и я словно заново оказывалась в крепких объятиях, чувствовала жадное прикосновение его чуть суховатых губ, ощущала странный трепет от запредельной близости сильного мужского тела, которое по всем брачным канонам должно было уже несколько месяцев назад принадлежать мне, а по иронии судьбы — оставалось чужим и запретным. Я пыталась гнать от себя все эти непрошеные мысли, чтобы не провоцировать строительство хрупких и никому не нужных воздушных замков, у которых и фундамент-то держится исключительно благодаря оптимизму главного зодчего, а эта вещь суть жутко ненадежная и недолговечная. Но получалось у меня из рук вон плохо, за что я обругала себя последними словами, будто это могло помочь.

— Салли, подожди. — Оклик Полоза настиг меня уже у самой двери гостиницы.

— Что надо? — сама удивляясь собственной грубости, брякнула я, даже не оборачиваясь, и тут же отругала себя за главного врага любой женщины — несдержанность.

— Тебе не кажется, что нам нужно поговорить.

— О чем? О разделе имущества? — Кошмар! Что выдает мой разум? Я медленно повернулась к пока еще мужу, изо всех сил стараясь скрыть растерянность и волнение.

— Ну если эта тема тебе так близка и сильно волнует, можно и о разделе имущества, — криво усмехнулся Полоз, но взгляд его при этом оставался совершенно серьезным и каким-то… выжидающим. Он явно от меня чего-то хотел.

— Ладно, давай выкладывай, — милостиво разрешила я, стараясь не смотреть ему в горящие золотом глаза. Я боялась в них раствориться и наделать глупостей.

— Может, пойдем прогуляемся? Тут могут быть невольные свидетели нашего разговора.

— И что с того? Мне скрывать нечего, в отличие от некоторых. — Тут я, конечно, кривила душой, но не признаваться же, что еле стою на ногах от внезапно охватившего меня волнения и беспокойства.

— Хорошо, — не стал спорить со мной Полоз и принялся очень внимательно разглядывать что-то у себя под ногами. Я уже не надеялась услышать от него хотя бы банальную фразу «прости и прощай» без дополнительных комментариев и объяснений по этому поводу, как тут мне в самое ухо прошептали: — Я люблю тебя, Салли… и не могу без тебя… да и не хочу.

Я отпрянула от него, как от бешеного медведя, поскольку уже убедила себя, что между нами все кончилось, даже не успев начаться, но не удержала равновесия и плюхнулась на пятую точку прямо на ступеньки. В выражении лица моего благоверного не было даже намека на издевательство или насмешку, сколько я ни пыталась их рассмотреть. Напротив — усталость, тревога и напряжение, готовые при слове «нет», если оно сорвется с моих уст, превратиться в привычную маску холодного безразличия.

— Салли, твое молчание можно расценивать как знак согласия? — снова еле слышно вопросил Полоз. В горле у меня мгновенно пересохло, и я не нашла ничего лучшего, как просто кивнуть. Мой благоверный обессиленно опустился на ступеньку рядом со мной, но тут же подскочил с раздраженным шипением. Оказалось, что он умудрился усесться на торчащий из плохо оструганных досок сучок.

Выглядели мы оба в этот момент до того смешно и глупо, что, посмотрев друг на друга, не выдержали и расхохотались. Частокол, непроходимой стеной выстроившийся между нами после снятия проклятия, рухнул сам собой, погребая под грудой жалких обломков все наши сомнения, страхи и неуверенность. Все несказанные слова и невыраженные желания вспыхнули яркими звездами, плотные защитные оболочки чувств осыпались ставшей ненужной шелухой, высвобождая на поверхность то новое, волнующее и вечное, чего так ждал каждый из нас.