Глухая стена - Манкелль Хеннинг

Валландер вспомнил похороны Стефана Фредмана. И растоптанную пленку. Выходит, кассета была не одна. Это происшествие начисто стерлось из его памяти. Ну что ж, он рассказал Линде про стычку с фоторепортером.

- Ты поступил правильно, - сказала она. - Надеюсь, и я поступила бы так же.

- Тебе в подобные ситуации не попасть, - отозвался Валландер. - Ты не полицейский.

- Пока нет.

Валландер остановился как вкопанный, посмотрел на нее:

- Что ты сказала?

Линда ответила не сразу, пошла дальше. Над головой кричали чайки.

- По-твоему, я скрытничала, темнила. Ты не раз спрашивал, чем я занималась. А я не хотела ничего говорить, пока не приму окончательного решения.

- К чему ты клонишь?

- Я думаю стать полицейским. Подала заявление в Полицейскую академию. Полагаю, меня примут.

Валландер не поверил своим ушам:

- Это правда?

- Правда.

- Но ты же никогда об этом не говорила!

- Я давно думала об этом.

- Почему ты молчала?

- Не хотела говорить прежде времени.

- Мне казалось, ты решила заняться обивкой мебели.

- Мне тоже так казалось. Но теперь я наконец поняла, чего хочу. И приехала сказать тебе. Узнать, как ты на это смотришь. Получить благословение.

Они зашагали дальше.

- Очень уж все неожиданно, - сказал комиссар.

- В свое время ты рассказывал, как сообщил деду, что хочешь стать полицейским, что принял решение. Если я правильно поняла, он ответил сразу.

- Даже не дослушал меня, сказал «нет».

- А что скажешь ты?

- Дай мне минуту, и я отвечу.

Она села на старое бревно, полузанесенное песком. Валландер отошел к самой воде. Ему даже в голову не приходило, что Линда вздумает пойти по его стопам. И он толком не понимал, как относится к услышанному.

Стоял и смотрел на море. Солнечные блики играли на воде.

Линда крикнула, что минута истекла. Валландер вернулся к ней.

- По-моему, идея хорошая, - сказал он. - Ты наверняка станешь таким полицейским, без которых в будущем не обойтись.

- Ты действительно так считаешь?

- Честное слово.

- Я боялась этого разговора. Боялась твоей реакции.

- И совершенно напрасно.

Линда встала:

- Нам нужно многое обсудить. К тому же я проголодалась.

Они вернулись к машине, поехали в Истад. Валландер сидел за рулем, пытаясь осмыслить неожиданную новость. Он не сомневался, что из Линды может получиться хороший полицейский. Но сознаёт ли она, что это означает? Ведь ей придется жить под вечной угрозой, как ему самому.

Одновременно у него возникло ощущение, что решение дочери каким-то образом оправдывает выбор, некогда определивший его собственную жизнь.

Ощущение было смутное, неясное. Но оно было и усиливалось с каждой минутой.

В тот вечер они засиделись допоздна. Валландер рассказал о сложном расследовании, которое началось и закончилось у ничем не примечательного банкомата.

- Сколько разговоров идет о власти, - заметила Линда, когда Валландер умолк. - Но никто, в сущности, не заикается о таких институциях, как Банк реконструкции и развития. О власти, какую они имеют в наше время. О том, сколько людских страданий повлекли за собой их решения.

- Ты что же, готова сочувствовать планам Картера и Фалька?

- Нет, - ответила она. - Во всяком случае, их методы я не приемлю.

Валландер все больше убеждался, что свое решение Линда приняла после долгих и серьезных раздумий. Это не каприз, о котором она быстро пожалеет.

- Мне, конечно, не обойтись без твоих советов, - сказала она перед тем, как отправиться спать.

- Ты не очень-то рассчитывай, что я смогу дать тебе дельный совет.

Линда легла, а Валландер остался в гостиной. Половина третьего ночи. На столе перед ним стоял бокал вина. Из динамиков музыкального центра негромко доносились звуки одной из пуччиниевских опер.

Валландер закрыл глаза. И увидел перед собой огненную стену. Мысленно разбежался. Ринулся прямо сквозь огонь. И лишь слегка опалил волосы и кожу.

Он снова открыл глаза. И улыбнулся.

Кое-что закончилось.

А кое-что другое только начинается.

Послесловие

Действие этого романа разыгрывается на пограничье.

Меж реальностью (тем, что случилось на самом деле) и вымыслом (тем, что могло бы случиться).

Поэтому иной раз я позволял себе большие вольности.

Ведь роман - это всегда самовластный акт творения.

Вот почему я перемещал дома, менял названия улиц, а то и прокладывал несуществующие переулки.