Очень полезная книга - Федотова Юлия

А потом все очень быстро кончилось. Как обычно. Монстр осел, завалился набок, выцвел до бесплотности…

Бодрый и оживленный, ну разве что немножечко забрызганный зеленоватой кровью, Кьетт взгромоздился на камень. Плюхнулся на живот между Влеком и Иваном и принялся их отчитывать.

— Ведь просил я вас по-хорошему, как добрых — уйдите! А вы! Уперлись рогом, как два барана! Ладно, Иван — ему ничего не сделается! Но ты, Болимс, должен был понимать, какой опасности себя подвергал! Спасибо, эта гадость мне подвернулась, а если бы нет? Ты не представляешь, чего мне стоило себя сдерживать! Так силабыла нужна — мозги отказывали уже, одни инстинкты оставались! Дурные притом! Я и с тобой мог так обойтись, как с этой скотиной зубастой! — втолковывал он.

Снурл слушал его, склонив голову набок, и вовсе не выглядел сколь-нибудь испуганным или хотя бы просто обеспокоенным. Нолькр разозлился.

— Ладно, себя тебе не жалко — меня бы пожалел! Как бы я жил потом, после ТАКОГО?! В другой раз увидишь меня в диком состоянии — беги как можно дальше, чтобы я тебя не достал. Обещай!

— Вот что я тебе скажу на это, друг мой Энге, — очень спокойно, с расстановкой молвил снурл. — Ты можешь ругаться, злиться, но обещаю только одно: никто тебя одного в Пустоши не бросит, в каком бы состоянии ты ни находился. Тем более — в «диком». Лучше постарайся впредь себя до этого не доводить. Это единственный выход.

— Да тьфу! — раздосадованно плюнул Кьетт, а потом неожиданно стянул штаны и объявил: — Раз так — давай уже, начинай учиться целительству! А то у меня все ноги болят!

Самое удивительное, что половину укусов снурл, следуя наставлениям нолькра, действительно сумел излечить. Интересно, почему вторая половина не поддалась его чарам?

— Будем радоваться тому, что имеем, — уныло заметил Кьетт, одеваясь.

… — Огонь был, вода была… — рассуждал Болимс Влек дорогой (не так-то легко было ее, дорогу эту, найти — весь камень пришлось обшарить, сантиметр за сантиметром, прежде чем удалось разглядеть на его затертой, запачканной кровью поверхности заветную стрелку!). — Интересно, какая напасть подстерегает нас еще?

— Медные трубы! — не задумываясь, выпалил Иван.

Нолькр со снурлом озадаченно переглянулись.

— Чего?! Какие трубы?!

— Медные. Такая у нас пословица есть: пройти огонь, воду и медные трубы! В смысле — все испытания. Под «медными трубами» вроде бы подразумевается испытание славой. Хотя я не уверен.

— Да? Славой? — переспросил Кьетт критически. — Хорошая пословица. У нас немного иначе говорят. В последнем пункте расхождение.

— А именно?

— Лучше не буду говорить. Вдруг накличем?

Но, видно, сжалился над ними кто-то из «знакомых» богов, потому что нового испытания не последовало. И без медных труб обошлось, и без драконьих кишок — именно так формулировался «последний пункт» во флангальдском варианте известной пословицы.

А может, это сама Пустошь решила, что достаточно уже бед наделали чужаки на ее территории, и задерживать их дольше — себе дороже выйдет, недолго и без обитателей остаться. Во всяком случае, она вдруг кончилась!

— Гляньте, что это там белеет впереди? Или мне чудится? — вдруг спросил Влек, подслеповато щурясь. Спутники его по сторонам в тот момент не смотрели — исключительно под ноги. Отдельные травинки-проволочки все же ухитрились уцелеть в страшном синем пламени, вот их-то они теперь и собирали для ночного костерка. Кьетт так рассудил: пока местное, а не самостряпное топливо жгли — ничего, не нападал никто. Значит, можно и дальше его жечь, если удастся накопить достаточное количество. Занятием своим человек и нолькр были весьма поглощены, но слова снурла заставили их отвлечься.

— Снег! — радостно воскликнул Кьетт, зоркий, как все хищники. — А там дальше — смотрите — деревья! Рубеж! —потом осекся и пробормотал: — Знать бы еще, внутреннийили внешний.

Глава 4

трактующая о том, что зебр — это полосатая животина из Хума, а зонт — это очень подозрительная вещь

Боги не обманули. Рубеждействительно оказался внутренним, в этом не было ни малейшего сомнения. Внешниймаркировался очень четкой линией перехода от мерзлого и заснеженного субстрата к совершенно голому и топкому. Здесь же эта линия была ломаной и прерывистой: длинные снежные языки заползали на проклятую землю, местами по-прежнему топкую, а местами смерзшуюся в камень и покрытую серебристым инеем. Кое-где белели отдельные снежные островки, наметенные у подножия камней и вокруг оккупировавших чужую территорию кустов. В воздухе тоже не обнаружилось резкой, как на внешнем рубеже,границы тепла и холода, переход оказался плавным.