Задорнов Єнд Кo - Задорнов Михаил

Вот так незатейливо шутилось тридцать восемь лет назад!

Больше всего я завидовал тогдашним популярным капитанам. Они так быстро соображали, что я не мог понять, как это вообще возможно.

Когда появилась команда КВН Одессы, сразу стал популярен её капитан Валерий Хаит. Благодаря КВНу мы, молодые люди того времени, впервые познакомились с одесским юмором. Помимо одесской команды, которую в свое время организовал Валерий, он сделал еще одно, я считаю, великое дело. Он стал одним из организаторов знаменитой одесской «Юморины». Эта «Юморина» сразу стала главным событием для всех сатириков и юмористов Советского Союза. Потом «юморины» начали почковаться и появляться в других городах. Но до сих пор гордостью каждого юмориста является участие в одесской «Юморине». Это — как медаль, как награда.

А еще Хаит издает в Одессе юмористический литературный журнал — хотите верьте, хотите — нет, в котором нет пошлости! Называется журнал «Фонтан». Название очень точное. Журнал фонтанирует остроумием при безупречном вкусе. Сегодня словосочетание «непошлый юмор» звучит, как некий оксюморон: как «горячий снег», как «умная поп-звезда», как «сочувствующий чиновник».

Хаит остался верен невыгодным нынче вкусам своей юности. Он никогда не унижается перед зрителями и читателями пошлостью. Не заигрывает с ними шутками ниже пояса. И еще что мне в нем нравится: его кумиром и был, и есть, и навсегда останется его соодессит — Михаил Жванецкий. Он дружит с людьми «по душе», а не по интересам. И никогда не дружит против кого-то.

К сожалению, я не мог включить в эту книжку все, что напридумывал Валерий, поэтому могу лишь посоветовать тем, кто захочет еще раз порадоваться одесскому остроумию, купить книжку «Антология одесского юмора». Её придумал и составил все тот же веселый и находчивый Валерий Хаит!

Я не знаю, что он за человек. Только знаю, что раз в десять лет я получаю от общения с ним большое удовольствие. Я не хочу быть эгоистом. Хочу, чтобы это удовольствие получили и мои читатели!

ДУША, КАК БАБОЧКА, НАКРЫТАЯ СТАКАНОМ…

Я возвращался в поезде из Петербурга в Москву после концерта. Разбирал записки, присланные зрителями во время перерыва. Среди них оказался конверт со стихами, написанными от руки.

Однако в тот вечер читать стихи мне не хотелось, я слишком устал после концерта. Правда, интуиция, которая в отличие от разума, меня никогда не подводила, подсказывала, чтобы я все-таки не выкидывал эти три листочка, исписанные аккуратным женским почерком бывшей отличницы с пляшущими неровностями от сегодняшнего одиночества.

Я решил отложить листочки в какой-нибудь не самый дальний файл дипломата, чтобы в ближайшее время они мне сами попались на глаза, и на свежую голову их прочитать. Один листочек неожиданно выскользнул из рук и спланировал на пол. Я поднял его, невольно прочитав первую строчку:

Моя душа, как бабочка, накрытая стаканом

«Это что, — сыронизировал я про себя, — стихи обо мне?»

Мне так понравилось это совершенное сочетание слов, загнанное в образ, словно та самая бабочка в стакан. Я даже засомневался, читать ли дальше? Так в юности идешь по улице за девушкой с многообещающей фигурой песочных часов и боишься ее обогнать: а вдруг лицо ее похоже на циферблат? «Но ведь в юности во мне всегда хватало решимости обогнать» — подумалось мне, и я, зачерпнув смелости в своем прошлом, прочитал вторую строчку:

Без воли вольная, легка, невелика

Нет, она не разочаровала, скорее заинтриговала. Кто так высоко и поэтично начинает стихи, тот должен быть внутренне уверен, что он сможет их достойно продолжить. Моя смелость уже переросла в настоящую отвагу, и я дочитал четверостишие:

Наивно ищет страны-великаны

В тупых углах граненого мирка.

Нет, это не только обо мне. Это обо всех, кто познает мир через окно телевизора, прорубленное бесами в мир из каждой нашей жилплощади. Нет, нет и еще раз нет! Я продолжаю быть конкретным сатириком, а поэзия конкретной быть не может. Забыв об усталости, я несколько раз перечитал присланные листочки. И уже тогда в купе понял, что в следующий приезд в Петербург позвоню по указанному в конце телефону девушке, а может бабушке (хотя, конечно, этого бы не хотелось), которая скромно подписалась «Юля Борисова». В конце концов, может, рано очаровываться. Может быть, это уже законченная поэтесса. Профессиональная. Которую не печатают. И она хочет, чтобы я ей помог.