Задорнов Єнд Кo - Задорнов Михаил

Вдоль большака старушки с сумками и мечтой хоть кому-нибудь из проезжающих продать приготовленный утром торт «Наполеон» с избытком крема для привлечения голодных дальнобойщиков.

А в книжке Векслера — просто как мистика — четверостишие:

* * *

Кто не слушается маму

Не поедет в Алабаму.

Будет жить не в Аризоне,

А тужить в рублевой зоне!

* * *

Я часто говорил, что горжусь русским языком. Он безразмерен и бесконечно «сочетаем»! Все лучшее, что написано на русском языке, непереводимо ни на один другой язык. Как непереводимо слово «недоперепил». Как, впрочем, и «перенедоел». Потому что эти слова отражают ощущение души человека. Конечно, их перевести можно, но на нескольких страницах и с потерями нюансов ощущений.

Величайшее достоинтсво Векслера — то, что он абсолютно непереводим ни на один язык. Это наивысший ему комплимент!

* * *

Аппетит все чувства победит.

* * *

На каждый хот-дог не накинешь роток.

* * *

Жить — здоровью вредить.

* * *

Век ту би — век терпи.

* * *

Мои изъяны -

От обезьяны.

* * *

Если мне чего-то хочется,

Это может плохо кончиться.

* * *

Есть люди неиспользованных возможностей. Я не знаком с Векслером. Видел его только на фотографии. Интеллигентное лицо, глаза человека, который до сих пор много читает, несмотря на то, что в наше время это бесперспективно. Я бы даже сказал точнее — просто не прибыльно. Лицо не приспособленца! От этого и грусть в глазах. Грусть человека неиспользованных возможностей.

* * *

Скромность, ум и мужество —

Все мое имущество.

* * *

Я — человекофил.

Но из последних сил.

* * *

Должен признаться, тезка, что хоть мы с тобой и не знакомы, но я с твоим последним наблюдением особенно согласен!

МЫ ВСЕ ЕЩЕ ПО УШИ… В РОМАНТИКЕ.

1972 год. Наталья Варлей, Леонид Филатов, Борис Галкин, Володя Качан — студенты театрального училища им.Щукина — и я — студент МАИ, болтаемся по заснеженной Риге. В то время все советские города были особенно хороши под снегом. Тем более хороша была Рига.

Наташа уже снялась в «Кавказской пленнице». Она была знаменитой. По-моему, в то время слова «звезда» не было, поскольку не было еще ни Майкла Джексона, ни Киркорова, ни Моисеева... Наташу просто любили всем народом. Леня писал стихи, Володя на его стихи сочинял музыку. Боря пытался быть похожим на Есенина, а я изучал основы теории машин и механизмов.

Никто из нас не знал ничего о своём будущем. Даже Наташа. Поэтому было очень весело!

Я предложил обследовать подземную Ригу. В каком-то дворике между католической церковью, Верховным Советом и свалкой зияла в земле дыра. Очень хотелось верить в подземный ход. Наташа в коричневой шубке и я, не помню в чем, полезли. Ход становился все уже и темнее. Вскоре пришлось пригнуться, а потом и вовсе ползти. Я впереди. «Звезда» — за мной. Прикрывал «звезду» Качан. Филатов и Галкин остались страховать нас на «Большой Земле». В голове звучало — «Трутся об лед медведи, как о земную ось!..»

К сожалению, подземный ход вскоре закончился. Оказался заваленным. Советская власть тщательно охраняла историю от народа. Пришлось даже не разворачиваться, а пятиться к выходу в обратном порядке. На выходе нас встретили снежками и криками будущие знаменитости, тогда ещё романтики.

Потом ехали на трамвае. «Звезду» никто не узнавал. Потому что никто не мог поверить в то, что сама Варлей может ехать в трамвае с тремя юнцами, у которых, судя по их веселости, еще не закончился период полового созревания. Наташа не обращала внимания на то, что на нее никто не обращал внимания. Ей было не до этого.

— Пахнет чем-то — сказала она, подергав носом, как енот-полоскун.

— Чем, чем!? Романтикой! — Цинично, но верно уточнил Володя. — Кто-то из пассажиров вступил в неё, а ноги не вытер, придурок.

— Ты думаешь это кто-то — придурок? А что у тебя на лацкане!? — поинтересовалась Наташа.

Володя присмотрелся к себе, потом к Наташе, после чего, не менее цинично, заметил:

— Между прочим, ты на себя посмотри! На тебе этой романтики не меньше будет. Просто у тебя шубка коричневая, на ней не видно.

Запах усиливался. На нас, вернее на запах, который от нас шел, стали оборачиваться пассажиры.

В романтичной темноте подземного хода мы не успели унюхать, что последние несколько веков в этот подземный ход забегали только собаки. Видимо, тоже за романтикой.