Дорога к звездам - Кунин Владимир

Тоже были заморочки, не приведи Господь! Шура принес меня домой, сам промыл мне рану и страдал, по-моему, больше меня. Пока ему не пришло в голову дать мне обезболивающую таблетку. Он растер ее в порошок, перемешал с несколькими каплями валерьянки, затем выколупал косточку из консервированной оливки и нафаршировал оливку этой массой. А я, хотите — верьте, хотите — нет, но я обожаю оливки и маслины! Я буквально трясусь, когда их вижу... Короче, я проглотил эту чудодейственную оливку и через полчаса был абсолютно СЧАСТЛИВ!

Боли как не бывало, от валерьянки — кайф и расслабуха, а в довершение всего Шура тут же скормил мне полбанки оливок и сочинил в мою честь веселые стихи о моей героической победе над Ротвейлером!

А разве не Счастье, что я все-таки наткнулся на этот ящик с противопожарным песком?! Что не посрамил чести нормального и самостоятельного Кота, выросшего в интеллигентном окружении!

Разве не Счастье, что мне сегодня удалось уберечь Котенка, помочь спастись Бродяге, дать возможность разбежаться Собакам да и, чего скромничать, самому довольно эффектно избежать соприкосновения с Наукой в том виде, в котором мне это предлагали сделать Пилипенко и Васька!..

Нет, Счастье — это очень многогранная штука! И если вот, например, мне сейчас еще удастся раздобыть пожрать...

И я отпрарился на поиски «своего» грузовика.

Еще издалека я услышал голос своего нового знакомого:

— Кыся!.. Кыся!.. Кыся!.. Кыся!..

Честно говоря, я никогда ни на какие «кис-кис» не откликаюсь. Это безликое «кис-кис» мне до лампочки. Тот, кто меня знает, может назвать меня по имени, а я уже решу сам — имеет мне смысл подходить к этому Человеку или нет. Незнакомые мне Люди, которые вдруг начинают мне «кискать», всегда вызывают у меня подозрение. Не то что я кого-то боюсь. Нет. Я знаю, что я всегда сумею за себя постоять или вовремя смыться, но просто неохота ввязываться в лишние неприятности.

Так что, если мы не знакомы, вы можете «кискать» до упоения. Я и головы не поверну.

Но на это неумелое «Кыся! Кыся!..» хозяина того грузовика я побежал без малейшего опасения. Что-то в нем мне было симпатично. Даже то, как он монотонно и беспомощно кричал это своё безграмотное «Кыся! Кыся!..». Уже на бегу я успел даже подумать, что он вполне может не знать о кокаине в его фургоне! Сравните — девятнадцать миллионов нервных окончаний в моем носу и всего пять миллионов в его. Запросто кто-то мог мужика подставить...

А может, я и ошибался. Несмотря на всю мою жесткость характера и бойцовские качества, счастливо воспитанные во мне улицей, нашим пустырем, чердаками и подвалами, постоянной борьбой за выживание, за обладание, за первенство — мне, как и любому существу, выросшему все-таки в интеллектуальной среде, была свойственна некоторая идеализация симпатичных нам персонажей и событий.

Шура как-то заметил, что революция семнадцатого и события девяностых в очень большой степени обязаны этому интеллигентскому заблуждению.

Я, правда, ни черта не понял, что Шура хотел этим сказать, но по привычке поверил ему на слово.

Когда я подбежал к «своему» грузовику, то увидел, что дверцы кабины распахнуты, а рядом стоят двухметровый хозяин моего грузовика и низкорослый, квадратненький и совершенно лысый мужичишко. Несмотря на то что оба они были абсолютно разними людьми, сходство между ними было тем не менее поразительным! То ли джинсовыми курточками, то ли разноцветными тренировочными штанами (мечта Шуры Плоткина), то ли возрастом — сорок, сорок пять, то ли обветренностью лиц и, конечно, руками! Вот руки у них были полностью одинаковые. Чисто вымытые, с грубыми потрескавшимися ногтями, с неистребимо въевшимися следами масел, грязи, металла. В застарелых шрамах и ссадинах. Сильные пальцы в безвкусных золотых перстнях, широкие запястья перепоясаны браслетами дорогих красивых часов. Из-под расстёгнутых воротников клетчатых рубах поблескивают золотые цепи толщиной с хороший поводок для крупной Собаки.

Но самое главное — они пахли совершенно одинаково! Бензином, соляркой, перегоревшими маслами и хорошим коньяком. Нет, конечно, личные запахи, я бы сказал — индивидуальные, у них тоже были достаточно выражены. Но запах их профессии — водителей тяжелых дальнорейсовых грузовиков — был един...

— Слава те, Господи! Пришла Кыся хренова!.. — сказал «мой» двухметровый. — Я, понимаешь, открываю шаланду, а она лежит себе на пакете и дрыхнет без задних ног! Все проспала — и таможню, и паспортный контроль, и отплытие...