Самая срочная служба - Серегин Михаил Георгиевич

Нажраться в патруле – это великое дело, это уметь надо. На такое только очень старые служащие могут пойти.

Лейтенант стал смотреть глаза в глаза старшему сержанту. И последний дрогнул.

– Потом пообщаемся, – прошептал лейтенант. – Так, значит, никого не видели? – уже громко, для Холодца, повторил он.

– Нет никого. У нас все нормально сегодня. Тихо.

– А это что за херота? – майор указывал за спины солдат.

Все повернулись. Через дорогу с носилками в руках, Простаков впереди, Резинкин сзади, топали по своим, только им известным делам.

– Ну-ка, задержать их, – скомандовал майор.

Троица поддатых вяло побежала к переносящим носилки Простакову и Резинкину. Не успеть задержать их они не могли, потому как с носилками далеко не убежишь. А если предупредить, значит, оказаться соучастниками.

– Э-э, ну-ка стоять! – картинно орал Казарян. – Куда идем? Чего несем? Кто такие и откуда?

Простаков обмяк. Пришли. Дальше некуда. Поставив на дороге носилки, оба выпрямились и перевели дух.

Ну вот и все. Вот и отходились. О-о! Сзади вон майор Холодец и их лейтенант. Лейтенанту стремно, лейтенанта подставили. Теперь комбат его заездит. Резина водил башкой, стараясь долго ни на ком взгляд не задерживать.

Быстрыми шагами подошел майор.

– А, Простаков. Что это у вас такое? Че это за дрова на носилках?

Прежде чем двигаться по поселку, Резинкин предложил надрать травы и закрыть ею обоих солдат. Мало ли какая фигня может случиться. Сейчас эта фигня стояла, заложив руки за спину, и внимательно смотрела на небольшой стожок свежесобранной травы.

– Чего это вы делаете по ночам?

Резинкин запел заранее заготовленную оперу:

– Товарищ майор, мы это, товарищ майор, – он переминался с ноги на ногу, как будто у него что-то между ног чесалось, – вы понимаете, у нас там производитель для Шпындрюка, ну, для главы района.

– Я знаю, кто такой Шпындрюк, – перебил сурово майор. – И кого Шпындрюк вместе с этим производителем должен на свет производить? – спросил начальник штаба, пиная начищенным ботинком ручку носилок.

– Да это, понимаете ли, – продолжал Резинкин, глядя то на Мудрецкого, то на начальника штаба, – там хряк здоровый, так он, это самое, ночи сейчас не очень теплые, август, приболел немного, а с ветеринаром консультировались, и он попросил принести свину травки, чтоб тот подлечился.

Простаков, слушая эти бредни, ощутил, как у него на голове шевелятся едва-едва отросшие после стрижки волосы. И надо же, как врет-то складно.

– Вот нам и пришлось, товарищ майор, посреди ночи идти быстро траву драть.

– А че ж так ходили далеко? Че, ближе нигде не было, что ли?

– Так, товарищ майор, точно помню, что около заборчика части травы много. К тому же траву-то мы подергали, и, глядишь, все почище стало.

– Да, лейтенант, – обратился Холодец к Мудрецкому. – Вы действительно там субботник проведите, за забором-то. Всю траву уберите, и чтоб порядочек там был, а то никак вот что-то у нас руки не доходят. Пустырь, понимаешь, бурьян развели. Займитесь этим.

– Есть, товарищ майор, – подал голос Мудрецкий.

Ему кроме как о пустыре и о сорной травке думать не о чем. Сказали – надо делать.

– Ну пропусков у вас, конечно, нет? – обрадовался майор и подмигнул Казаряну.

– А почему нет? – замычал обиженно Простаков. – Все у нас есть.

Пропуска они изъяли у Сизова и Ануфриева. Они-то им зачем? Они сами теперь не ходят, их теперь носить приходится.

– Вот, товарищ майор.

Не став глядеть в бумажки, офицер развернулся.

– Патруль, за мной. Лейтенант тоже. Ищем, ищем.

Ашот, пораженный такой ладной брехней, выставил Резинкину вверх большой палец и удовлетворенно покачал головой.

– Красавец, – прошептал он.

Развернувшись, следуя за офицерами, патруль успел сделать шагов пять, как вдруг на носилках кто-то чихнул.

– Сизов – придурок, – выругался Резинкин.

Тем временем здоровый Простаков нашелся и стал вытирать рукой под носом.

– Извините, черт, у меня на траву аллергия. Знаете, болезнь такая.

Майор обернулся, усмехнулся и пошел дальше.

– Несите давайте траву свинье, а то сдохнет, – говорил он на ходу, не оборачиваясь и все дальше удаляясь.

– Пронесло, а? – не поверил сам себе Резинкин.

– Чего ж пронесло-то? Еще ведь один рейс. Но врал ты складно. Как думаешь, на самом деле свинья будет эту траву-то есть?

– Откуда я знаю? Хорошо, что вот Холодец – он не колхозник, тоже ни фига не разбирается. Вот корова стала бы эту траву есть, а свинья – не знаю.