Дембельский аккорд - Серегин Михаил Георгиевич

Со стороны Терека низко над головами просвистели две вытянутые пятнистые туши с блестящими нимбами винтов. Под короткими, чуть оттянутыми вниз крылышками серебрились дырчатые бочонки. Бронированные крокодилы улетели за лес, потом показались вдалеке. Они с разворотом лезли вверх, разбрасывая в стороны желтоватые огоньки.

– Пока что разведка, – прокомментировал Мудрецкий. – Видел, как меня берегут? Нормальные люди по полдня авиации допроситься не могут, а вокруг моих баночек и без заказа вьются. Как мухи вокруг... В общем, сам понял, у меня тут совсем не мед. Ну как, Рэмбо, будем договариваться? Или подождем, пока тебя ракетами не начнут по голове долбить? Смотри, мое предложение пока в силе.

– Хорошо, давай попробуем, – неожиданно согласился Закир. – Только без товара. Хочешь, потом со своего Вохи потребуешь, когда он отжиматься перестанет? Я отпускаю твоих, ты убираешь вертолеты, мы уходим. Сегодня уходим. Я тебя не забуду, лейтенант, понял?

– Я тебя тоже не забуду, не беспокойся. Но, может быть, когда-нибудь прощу. – Юрий подумал немного и добавил: – Потому что я вообще по природе интеллигент и гуманист. Я не злопамятный, просто память хорошая, особенно если разозлить.

– Интеллигент! Гуманист! – Это прозвучало как тяжкое проклятие. – Это ты гуманист?! Тогда я кто, получается? Я у него немножко поделиться прошу, а он обещает за это все село газом задушить!

– Ты давай, давай, вырубай свою глушилку и вези сюда моих бойцов, а то вон «крокодилы» на второй заход идут. И комендачей на посты верни, а то такую бороду, как у тебя, и с вертолета разглядят, – подсказал Мудрецкий. – И побреют всех разом и на всю оставшуюся жизнь.

В небе снова зарокотали «Ми-24». Со свистом облетели позицию химвзвода, подозрительно, словно бабка-вахтерша в общежитии, поблескивая очками-иллюминаторами.

– Слушай, там Простаков не очнулся еще? – забеспокоился Юрий, глядя на шевелящийся в полуоткрытом люке вертолета ствол. – Если нет, откачайте-ка его. И дайте мне на связь. Давай это все побыстрее закончим и разойдемся. Потом, если хочешь, поговорим, чем я с тобой поделиться могу и что за это хочу, а сейчас тут много людей беспокоится, давай их не будем в наши дела втягивать. Генералы, они, знаешь ли, могут очень много чего начудить, если сильно понервничают. Мало ты с ними общался в сложных ситуациях... Все, мне нужна связь со штабом, или сейчас кто-то станет способным на мелкие противные чудеса!

«Вертушки» ушли за Терек, поднялись, потерялись в горячем солнечном блеске. Мудрецкий судорожно перебросил тумблер и вдавил тангенту:

– Я – Сорок два тридцать пять, я – Сорок два тридцать пять. Как слышите, прием?

– Я – Гора – двадцать три! – откликнулся незнакомый молодой голос. – Тридцать пятый, сообщи свое место! Прием!

– Да на месте я, на месте! Кому еще я потребовался? Гора, я тебя вообще не знаю! Откуда мне знать, кто тут кодированные координаты запрашивает?

– Ты меня еще не знаешь, но ты меня сейчас узнаешь! – радостно сообщил тот же голос. – Ты лучше скажи, возле тебя под берегом белая «Нива» – твоя или нет?

– Нет, не моя, а что? – удивился Юрий. – У меня вообще машины нет. Все казенные.

– Ну, значит, она тут лишняя. Сейчас уберем, чтобы пейзаж не портила.

Первый «крокодил» плавно качнулся, чуть кивнул и с диким скрежетом вытянул из-под крыльев дымные хвосты, уперевшиеся в моментально покрывшийся разрывами берег. Над дамбой в клубах пыли взлетело колесо, помахало в воздухе черными лохмотьями и рухнуло обратно. За дамбой грохнуло еще раз.

– Как в аптеке! – довольно отметил вертолетчик. – Видел? А ты, Тридцать пятый, лопух с хоботом. Вот сейчас выскочили бы из этой тачки бородатые, что бы ты делал?

– Помер бы, – признался Мудрецкий. – От удивления. Гора, мы ее туда четвертый день как сбросили, но все равно спасибо за уборку.

– А я ее вытащить хотел... – тихо, не включая связь, признался Резинкин. – Починил бы, номера перебили бы, и уехал бы отсюда на своей «Ниве». Покрасили бы в камуфляж, намалевали номер на борту – и пусть какой хрен с полосатой палкой остановил бы...

– Ты что, просто так застрелиться не можешь, тебе обязательно еще и подергаться перед смертью? – так же тихо поинтересовался взводный. – Там после всех подрывов только крыша более-менее целая осталась. Ну полез бы, на край колеи наступил случайно – и выбило бы тебе зубы собственным сапогом. Узнаем, откуда эти вертолеты, – съездим, бутылку коньяка экипажу выставишь. А лучше каждому по бутылке. За твое второе рождение.