Самая срочная служба - Серегин Михаил Георгиевич

Провалялись до половины восьмого, пока во дворе не раздался визг Михаила Афанасьевича.

– Уроды! Сволочи! Какие сволочи! – орал он на весь двор.

Взлетел к ним в палатку и закричал:

– Спите, уроды!

– А че такое? Че такое? – солдаты начали копошиться и подниматься.

– Че случилось! Че случилось! – орал завхоз, тараща малюсенькие глазенки. – У нас половину кирпича сперли! Эй, признавайтесь, кому продали? Поди, ужрались водки. Ну-ка, здоровый, дыхни.

Завхоз подлетел к Простакову, сидящему на низеньком лежаке, схватил его за грудки и потянул вверх. Лехе ничего не оставалось делать, как подняться. Он и поднялся, при этом перехватив завхоза за грудки и отрывая его от пола.

– Дядя, ты меня больше так не дергай.

Поболтав ножками в воздухе, Михаил Афанасьевич немножко поостыл и, когда его поставили на место, медленно произнес:

– Прошу прощения.

Сибиряк принял извинения, ответив также корректной фразой: «Ничего страшного», и приготовился выслушивать необоснованные претензии далее.

– Если вы не пьяные и кирпич вы не продавали, то как вы могли так спать, чтобы не услышать, как его отсюда тащат?

Ануфриев, а за ним все остальные вышли на улицу. Действительно, кирпича поубавилось.

– Я ранним утром писать выходил, – сообщил Леха, – их уже было столько, сколько сейчас. Я думал, что мы столько за вчерашний день выработали.

Ануфриев тут же подошел к гиганту и постучал своим кулаком ему по лбу.

– Дубина, если бы мы за день делали по три тысячи штук, то ты бы уже был давно богатым человеком, зарабатывая деньги где-нибудь на стройках. Мы же вчера положили всего-навсего сто пятьдесят. Вашими кривыми руками больше не получается за один день. Но это мы поправим, – тут же обратился он к Михаилу Афанасьевичу, – если такая жрачка, то все будет нормально.

– Как хотите, давайте оставляйте одного сторожа. Я думаю, вам сегодня еще подвезут стройматериал. Но теперь смотрите: если что-нибудь уйдет – то пожалуюсь вашему комбату, пусть он вас наказывает. Деньги с вас там вычитает.

– Да че нам платят-то? Пусть хоть все заберет, – Валетов сплюнул сквозь зубы. – Че там за деньги-то такие, солдатские?

Завхоз подошел к самому маленькому из пятерки:

– Ты больно умный. Работаешь, наверное, меньше всех. Ешь больше всех.

– Он хорошо кушает, – подтвердил Простаков, – почти как я.

– Вот и я о том же. – Завхоз зло озирался вокруг: хорошо еще, что никто не видит всего этого позора.

Он не мог перенести, что со стройки своровали вначале доски, а затем и кирпич. Подозревать солдат – он подозревал, но никаких доказательств их вины у него не было. С другой стороны, как они могли так быстро найти сбыт? Они же вообще даже не знали, куда их повезут и зачем.

– В общем, мужики, не обижайтесь: еще раз отсюда что-нибудь пропадет – будете наказаны. На сегодня-то уж вам точно материалов хватит, а к вечеру будет еще. Давайте умывайтесь.

Резинкин с ведрами пошел к старому колодцу, из которого брали воду и для собственных нужд, и для стройки, с хорошим настроением и голубой мечтой о сытном завтраке. Только вот работать не очень-то хотелось.

– Если еще и денек жаркий будет, будем обливаться потом, – тут же спрогнозировал он. – Стремно.

Привезенного Евздрихиным брезента хватило и даже было с избытком, но кирпичные стены куда лучше брезентовых. Поэтому с утра решено было несколько сгладить то безобразие, которое учинили здесь работавшие до солдат алкаши.

Под четким руководством Ануфриева началось усовершенствование их жилища.

Дело в том, что жить в углу, где у тебя одна стена кирпичная и другая стена кирпичная, а третьей и четвертой нет вовсе и их заменяет брезентовый полог, – не очень здорово. После завтрака – гречка с молоком – начали строить короткую шестиметровую стену. Клали толщиной в один кирпич.

Ануфриев продолжал изредка материть и пинать то Резинкина, то Валетова. Простакова он не пинал – боялся, только словами обходился, тем более что гигант старался и у них всегда было необходимое количество раствора нужной консистенции. Дело шло ни шатко ни валко. Тем не менее народ приноровился, и Ануфриев уже с удовлетворением отмечал, что можно оторвать глаза от работающего коллеги, сесть в тенечке – солнышко уже вышло и начало жарить, – спокойно покурить, попить водички и вернуться к обязанностям надсмотрщика. Он сам себе придумал такую работу и сейчас ею был доволен.